Маневры

И тут, броси в мимолетный взгляд на президиум, с ужасом заметил как Вязовскин покраснел до густого бурякового цвета. Под столом было четко видно что его живот разрывался, раздувшись до невообразимых прежде размеров. Алексея чудовищно пучило. Не теряя ни секунды, я бросился открывать створку окна, с которым рядом сидел. Эту угрозу заметил не я один, начарт резво соскочив со стула, с крайне эмоциональным и по русски емким возласом «еб... в рот» метнулся к двустворчатой входной двери и одним рывком открыл ее настеж, предусмотрительно оставшись в коридоре.

Алексей не подвел, и дал волю до предела сжатым атмосферам в своем кишечнике. Получилось громко и продолжительно. Потом, через секунду, еще раз и также от всей души. В славянской мифологии богом-громовержцем был Перун, но в нашем прискорбном для нас случае явно не хватало одной, но крайне характерезующей буквы. Так вот наш громовержец сидел за столом и блаженно улыбался, продолжая громко испускать свои миазмы. Жуткая какофония продолжалась достаточно долго. Во время проведения этой газовой атаки я воочию убедился в правоте народной мудрости что своё не пахнет. Пока все без исключения пытались дышать через раз, а молодые лейтенанты мужественно пытались заглушить, так не вовремя проснувшийся у них повышенный рвотный рефлекс, капитан Вязовскин даже бровью не повел! Чувствуя с одной стороны неподдельное восхищение выдержкой и самообладанием нашего начфина, а с другой, я всё же чувствовал некоторую спёртость воздуха в данном помещении, несмотря на так вовремя устроенный сквозняк. Мои глаза по-прежнему щипало.

Не обращая в нимани я на прямо скажем, удушающую атмосферу, наш замполит объявил технический перерыв на полчаса. Все присутствующие дружно ломанулись на выход, создав у дверей нешуточную давку. Спустившись со второго этажа и выйдя на улицу, многие были похожи на рыб, волею судьбы выкинутой на берег. Вдохнув чистого и прохладного вечернего воздуха, многие товарищи коммунисты не обращая никакого внимания на свое партийное начальство крайне эмоционально начали выражать свое отношение к произошедшему.

Молчали только я и комполка. И если я молчал, потому что знал об этой особенности организма своего однополчанина и морально был готов,то полковник Сталинин молчал, постепенно приходя в себя, к его чести вынужден признать что довольно быстро. А потом он начал говорить. До этого момента, я был твердо уверен, что знаю говоря по научному обсценную лексику и умею ей пользоваться. Но наш командир в течение буквально пару-тройки минут разуверил меня в этом убеждении.