Мангазейский подьячий

Нет, не туда, а в бедро! Но всё равно больно!

— Кто здесь?! Освободи меня! Немедленн… А, это ты!!!

В крике прямо слышалось понимание, что любой другой проходящий по коридору, не молчал бы, а отреагировал и уж точно сделал бы хоть что-то, чтобы вызволить хозяйку. А раз этот кто-то молчит и ничего не делает — значит, это тот самый злодей, что в прошлый раз проник в дом и полапал ее за сиськи.

Хм.

Я задумчиво посмотрел на "тылы". Нет. Я не буду их лапать. Нет.

— Освободи меня! — голос изменился, наверняка боярыня пустила в ход Повеление. А нам на ваше Повеление "всё равно и наплевать", как пели в одной песенке на Ютубе.

Я протиснулся мимо торчащей из стены Морозовой, увернулся от очередного пинка, потянулся к значку ладони…

Начать открытие прохода и рвануть к окну. По стене — к себе, закрыть окно, наложить обратно Слова — я их не разорвал, а просто снял — и прикинуться, что не выходил из комнаты, когда поднимется суматоха. А она поднимется сразу же, как только вырвется на свободу разъяренная боярыня. Вон, кричит чего-то… Ничего интересного — рассказывает, что сделает со мной, когда поймает:

— Шкуру сдеру! Псам скормлю! Сожгу дотла! Кнутами забью! На кол посажу!

Может. Она — может. Бояре с теми, кто их гнев вызвал, вообще не очень церемонятся. Но мне всё перечисленное и так грозит, я и так не одному боярскому роду на любимую мозоль наступил, так что…

Я снова посмотрел на боярыню. Семь бед — один ответ, а?

Вы о чем думаете?! Совсем с ума сошли! Я не ЭТО собираюсь с ней сделать! Но, согласитесь, как-то наказать ее надо. Хотя бы за ту девочку, Ираидку. Которую Морозова и впрямь убила Словом, просто потому, что та ей под горячую руку попалась. Как капризный ребенок, который разбивает кружку, потому что злится.

А как воспитывают капризных избалованных детей?

Я достал из кармана нож.

Глава 27

Боярыня взвыла, лягнула меня ногой, но я уже привычно увернулся, поймал ногу и сдернул с нее сапог. Последний. Ну, то есть — второй, она же боярыня, а не сороконожка.

Дело сделано, как говорил слепой Пью. Теперь из стены торчала только сама Морозова, как таковая. Всю одежду с нее я срезал, сапоги снял. Можно приступать к воспитательным процедурам. Сама идея пришла в голову, когда я вспомнил об услышанной здесь, на Руси, сказке.

* * *

Ничего волшебного в той сказке не было, ну, кроме обычного для Руси использования Слов — ну так "сказками" здесь называют историю, которая явно выдумана. У нас такую назвали бы анекдотом или байкой. В общем, дворянин, проезжая по дороге, приказал выпороть помешавшего ему крестьянина. Крестьянин, понятное дело, обиделся — считать крестьян, как минимум, здешних, тупым и покорным быдлом, всегда было очень, очень большой ошибкой — и затаил. И в течение нескольких следующих дней дворянин оказался выпорот тем самым крестьянином аж три раза: один раз мужик обманом привязал его к дереву к лесу, второй — к полку в бане и третий — к лавке в доме. Вот и я подумал, что оздоровительная порка может пойти боярыне на пользу…

* * *

Я осмотрел "место воспитания". Ничего такое, белое, симпатичное. Не удержался и всё-таки потискал упругие полушария…

Уй.

В этот раз боярыня всё же попала… куда надо… вернее, куда не надо… пусть и босой пяткой… и не совсем в точку.. уфффф… но все равно приятного мало…

Уффф….

Я отдышался и выпрямился. Пора заканчивать. Боярыня в любой момент может вспомнить о том, что она — боярыня, и призвать сюда своих людей. Я вообще удивлен, что она до сих пор этого не сделала, то ли растерялась от злости, то ли стены тайного помещения Осетровских как-то глушат ее Повеление. Я, хотя и мониторю краем уха ситуацию и шаги кого-нибудь приближающегося услышу и сбегу, но затягивать не стоит. Чем дольше здесь торчим — хотя торчит только Морозова, хе-хе — тем больше шансов нарваться. Жаль, что нет возможности объяснить боярыне, в чем ее вина — она может узнать голос, а в изменении голосов я не силён. Не на попе же ей надпись оставлять… Хотя, стоп. Нет, я не про надпись. У меня же есть возможность изменить голос — фиг кто опознает!

Я пошарил по карманам — одежда-то обычная — и достал отобранный у Аглашки скомороший пищик. Забросил его в рот и шевельнул языком, прижимая к небу. Боярыня, по тишине за своей, кхм, спиной почувствовавшая, что готовится что-то недоброе, замерла, а потом глухо спросила сквозь стену:

— Что тебе надо? Кто ты?

Начнем.

— Я, — проверещал я кукольным голоском, аж уши резануло, — Петрушка, деревянная игрушка! По свету брожу, за порядком слежу!

Боярыня задергалась совсем уже сумасшедшим образом, я чуть было не испугался, что она сумеет вырваться. Не, не получилось. Значит, продолжим. Интересно, чего это она так на петрушечий голосок отреагировала?

— Сплетня до меня дошла, одна боярыня с ума сошла! Холопку убила, а вины за той не находила! Злость свою потешила, как ребенок всё решила! Кто плохо себя ведет, тому ум в задние ворота войдет!

С этими словами я с силой шлепнул боярыню по ягодицам. Та взвыла. И еще раз. И еще.