Мангуп

Остатки турецко-валашских войск бежали. Их преследовали конные отряды молдаван, но Александр и Теодорик отъехали в сторону, сняли боевые рукавицы, шлемы и, сойдя с коней, опустились на мокрые от дождя, гниющие листья. Сильный ветер бросал в разгорячённые лица пригоршни брызг.

– Спасибо тебе за помощь, – сказал Александр.

– Это мой долг, защищать тебя, княжич. Но в следующий раз будь внимателен. Всё древковое оружие: алебарду, топор, чекан, молот, булаву, косу нельзя пропускать через защиту. Их надо брать на щит, отбивать саблей или уклоняться, пуская удары вскользь по броне. Доспехи могут не спасти от оглушения.

– Я это понял. Вот только щит мне мешает, тем более, когда в нём торчит куча стрел. Возьму в левую руку дагу или булаву. А поводья брошу: буду управлять конём ногами.

– Пусть лучше куча стрел будет в твоём щите, чем в доспехе. И ещё я заметил: ты рубишь врагов серединой сабли. Клинок может застрять в кости, тогда ты останешься без оружия. Боевая часть рубящего оружия – на расстоянии длины пальца от конца.

– Спасибо, я помню, но в азарте боя забыл многое, чему ты меня учил.

Два дня войско Штефана стояло возле поля боя. Когда собрали оружие и похоронили убитых по православному обычаю, Штефан велел казнить пленных, всего две тысячи триста человек, сажая их на кол крестообразно через пупок.

Александр не смог этого вынести. Он подошёл к воеводе и сказал:

– Господарь, если ты казнишь всех пленных, то ни один враг больше в плен тебе не сдастся. И турки и мунтяне будут сражаться до конца.

– Ты прав, но они будут бояться идти на меня, и станут прилагать все усилия, чтобы избежать встречи со мной, потому что такая встреча грозит им страшной смертью. Так всегда поступал Влад Дракула. А он знал что делает. Страх парализует врага перед боем. Тогда можно брать его голыми руками. Война – это взаимное уничтожение, безразлично какими средствами. Здесь не может быть места сентиментальности и жалости. Если ты пожалеешь врага, то он не пожалеет тебя. Пожалеешь женщин – они, как посев из зубов сказочного дракона, возродят вражеское племя, и враги тебя погубят. На войне приходится убивать и женщин и детей. Такова правда войны.

– Почему же ты не уничтожил семью Радула?

Штефан улыбнулся.

– Теперь он будет осторожен со мной. А, кроме того, есть ещё одно средство нейтрализовать женщину – сделать ей ребёнка. Ведь у женщины нет собственных убеждений. Для женщины и вера, и родина и политика – это её семья, её мужчина, и ей безразлично, какого он рода, племени, веры или цвета. Пусть он будет даже преступник, вор и убийца, она всегда обелит его в своих мыслях.

– Ну, здесь я с тобой не согласен, – возразил Александр.

– Да, бывают женщины другого рода. Но даже не в каждой стране найдётся своя Орлеанская Дева.

Войско вернулось в Сучаву с огромной добычей. Владыка с архидиаконами отслужили благодарственную службу за победу. Два дня непрерывно звонили колокола. Народ гулял в праздничных одеждах, как будто уже наступило Рождество.

Штефан поставил господарём над Валахией воеводу Басараба, но 20 декабря воевода Радул с 17 тысячами турок и 12 тысячами мунтян напал на Басараба, и тот бежал к Штефану. Его преследовали турки до самого Берлада, попутно разоряя страну.

Несмотря на зиму и холод, Штефан опять собрал войско. За 14 дней он выжег всю Валахию, вернулся в Сучаву и повесил перед замком 700 человек.

Этого оказалось достаточно для Александра. С великим негодованием смотрел княжич на тела казнённых, и поклялся себе, что больше не будет участвовать в войне с мунтянами, не будет убивать ради чьих-то интересов, пусть даже это интересы союзников. Он заперся у себя в покоях и никого не хотел видеть. По ночам его мучили кровавые кошмары. Смыть с себя кровь он не мог. Если бы он был верующим, то покаялся бы, и на душе, возможно, стало легче. Душа атеиста не может не страдать.

Минул год. Штефан вновь собирался на войну. Теперь с изменником Басарабом.

Александр сказал Тео:

– С меня довольно. Мои руки по локоть в крови. Я устал от войны. Не могу уже спать. Смерть каждую ночь стоит у моего изголовья. Еду путешествовать по Европе. Ты со мной?

– Мы и здесь неплохо живём. Вволю спим, обильно едим, знакомимся с приятными кисками, иногда, себе в удовольствие, воюем. Чего ещё желать?

– Вот, вот! У тебя потребности как у кота. Пожрать, поспать, помяукать и подраться. И с кисками знакомишься ты, но не я. Если не желаешь, я еду один.

– А куда едем-то?

– В старейшем на земле Банке Венеция, которому год назад исполнилось триста лет, есть некоторая сумма на моём счету. Отец оставил. Бумаги при мне. Туда мы и съездим в первую очередь. Потом посмотрим. Здесь оставаться и участвовать в этой бессмысленной братоубийственной войне я не собираюсь.

Тео пристально посмотрел на Александра, и княжич на миг почувствовал себя неуютно. Он понял: друг угадал в нём первопричину сжигающего его беспокойства. Этой первопричиной была София. Именно из-за Софии многолетнее сидение в Сучаве стало для Александра невыносимым: оно лишь усугубляло его тоску, не принося душе покоя.