MANIAC

Ли Седоль только ушел на десятиминутный перекур, когда Аджа Хуан сыграл «удар в плечо». Как только он вернулся в сопровождении двух с иголочки одетых охранников и сел в кресло, он поморщился и оскалился, разиня рот, как будто наступил в кучу дерьма. Еще миг, и он подался вперед, на губах появилась блаженная улыбка, как если бы он наконец увидел нечто, чего искал всю жизнь — нечто прекрасное, не из этого мира. Все знали Ли как невероятно импульсивного игрока, он никогда не обдумывал ход больше минуты, но в этот раз он потратил более двенадцати минут отведенного ему времени, анализируя, казалось бы, абсурдный выпад AlphaGo, часто моргал, теребил кожу между большим и указательным пальцами, наклонив голову вбок, как собака, когда видит что-нибудь впервые и не знает, как реагировать. У него всё было написано на лице. «Вначале я заметил, что программа много ошибается. Она вела в игре, но я начал понемногу наращивать влияние. Она ошибалась опять и опять, и я решил, что у меня есть шанс на победу, машина не совершенна. И тогда она сделала этот ход. В голове не укладывается! Вокруг много черных камней, она практически окружена. Нельзя просто взять и пойти в этот пункт! А она пошла, сделала тридцать седьмой ход, и я понял, что шансов у меня нет. Потом до меня дошло, зачем она отдавала мне территорию в других участках поля. Она уже знала, что сделает этот ход. Поддавалась мне сначала и перехитрила потом. После этого хода я уже ничего не мог сделать. Она победила». Так Ли вспоминал матч пару лет спустя, когда объявил об окончании своей карьеры, но во время игры он не собирался сдаваться без боя, всё смотрел и смотрел на доску, его время шло; он теребил нижнюю губу длинными тонкими пальцами. «Я думал, AlphaGo основана на вычислении вероятностей, это просто машина. Тридцать седьмой ход доказал обратное — AlphaGo мыслит творчески. Этот ход заставил меня посмотреть на го с другой стороны. Какую роль в этой игре исполняет творчество? Это был не просто хороший, великий или мощный ход. Он имел значение», — сказал Ли в интервью съемочной группе документального фильма после матча. Игра длилась еще три часа; в другой ситуации Ли давно бы сдался, но не в этот раз: он продолжал играть, он боролся, а комментаторы начали медленно и мучительно подсчитывать очки; он не мог признать неизбежное, не хотел бросать игру, которая, он знал, войдет в историю. К девяносто девятому ходу у Ли не осталось шансов на победу, но алгоритм не собирался сокрушать его одним ударом, он понемногу откусывал один камень за другим от территории Ли. Седоль держался, надеялся на чудо или, может, ждал, что машина ошибется, опять начнет играть хаотично, как вначале, но она становилась тем сильнее, чем больше камней ложилось на поле, и к двухсот одиннадцатому ходу белых Ли наконец сдался.

Журналисты набились в зал для пресс-конференции, Ли Седоль занял место на сцене рядом с Хассабисом, он выглядел поверженным. На всём этаже царила грустная и меланхоличная атмосфера; поклонники и комментаторы не могли поверить, что их национальный герой проиграл, и не единожды, а дважды. Соперник обошел и перехитрил Седоля; шпынял его и не давал развернуться, как новичку. Многие сошлись во мнении, что если в первой игре программа застала Ли врасплох, то во второй он оказался совсем беспомощным. Он заговорил своим тонким голосом куклы-чревовещателя, сдавленным от эмоций, попросил прощения за проигрыш. «Вчера я удивился, а сегодня у меня нет слов. Мой проигрыш очевиден. Ни разу с самого начала игры у меня не было ощущения, что я веду. Программа сыграла почти совершенно», — признался он под слепящими вспышками камер. Хотя он был весьма самокритичен и выглядел пристыженным и шокированным из-за поражения, он дал понять, что будет бороться: «Да, я проиграл во второй игре, но матч еще не окончен. Нас ждет третья игра».

Один на десять тысяч

Перед третьей игрой у Ли был день отдыха, который он провел в своем номере в компании четверых го-профессионалов высочайшего уровня; они разбирали предыдущие игры ход за ходом, пытались понять, как кучке программистов без какого-либо опыта в го удалось создать систему, которая в один миг поломала все вековые традиции игры. Как сотрудники DeepMind сумели запрограммировать алгоритм на такую игру? Удивительно! Но дело в том, что они и не программировали.