Маньяк по субботам

«Знаменитый сыщик Грай,

Хоть весь лес перекопай,

Только трупа нет, как нет —

Так прими же мой совет:

Попробуй решить загадку попроще —

Копай каждый день

то в лесочке, то в роще.

НАГ»

— Новый автограф, — пробормотал Грай.

— Второе убийство и второе письмо вам, Грай. Что бы вы ни говорили, это подозрительно.

К этому времени я уже кое-что знал об инспекторе Шестиглазове. Он родился в Кировске, знал здесь все и вся и очень гордился, что за время его службы в их районе не было ни одного нераскрытого убийства. Эти же два загадочных дела вывели его из равновесия. И хотя по натуре он был спокойный, уравновешенный, но теперь стал нервным и заводился даже из-за мелочей.

— Так почему же убийца вам постоянно пишет, да еще в стихах? — настойчиво повторил инспектор свой вопрос, и в голосе его чувствовалось раздражение.

— Увы, пока не могу ответить вам, и сам ке поникаю. Потом, может быть, разберусь. Вы разрешите мне взять с собой письмо?

— Ни в коем случае, — Шестиглазов отобрал листок и спрятал в полиэтиленовый пакетик. — Мы его на экспертизу отправим. Поищем пальчики. И гвоздь тоже на экспертизу.

Мы отправились из леса к машинам.

Покойную увезли в морг Кировска. Дежурная бригада тоже уехала, остались Шестиглазов с сержантом Григорьевым. Инспектор сел в кабину «КамАЗа» вместе с женихом, возглавил колонну, и машины двинулись к правлению са доводства.

Там нас встретила бухгалтер Рублева. Стояла у ворот плотная, кряжистая, уверенная. Я подумал, что такая, уж точно, не только коня, «КамАЗ» на ходу остановит. Ее мясистое, щекастое лицо ничего не выражало, глаза, узенькие щелочки, внимательно ощупывали нас.

— Дерьмовая у вас работа, господа сыщики, — посочувствовала Рублева. — Постоянно имеете дело с грязью и кровью.

Шестиглазов подозрительно посмотрел на нее. И, вероятно, уже не имея сил деликатничать, грубовато спросил:

— Разумеется, бухгалтер — цвет и гордость нашего чиновничества. Но скажите, кристально чистая дама, как вы сегодня провели время после часа дня?

Женщина ничуть не смутилась.

— До половины первого занималась в огороде, а потом ходила по участкам, до пяти часов разбиралась с должниками.

— Значит могло у вас оказаться сорок минут неучтенного времени?

— Это смотря как считать, — не согласилась она. — Если по-вашему, то могло. Если по-мсему, то нет. Хотите получить график моих передвижений?

— С вами потом, — махнул рукой Шестиглазов, — вы никуда от нас не денетесь.

Мы снова заняли маленькую комнатку, предоставленную правлением садоводства для милиции. Второго водителя Сергея Бронина оставили на улице, а Шестиглазов сразу начал допрос Рахима Маматкулова.

Лицо шофера покрылось краской:

— Я не убивал, не убивал, — повторял он. — Мой напарник свидетель — мы не отходили от машины.

— В лес искать Ольгу вы вместе пошли?

— В лес я один пошел, — еще больше краснел парень. — Нельзя машины на лесной дороге без присмотра оставлять. Нехороший человек пойдет, может угнать «КамАЗ», на чем тогда работать станешь?.. Не убивал я Олыу. Зачем убивать невесту? Мы договорились с ней — завтра здесь свадьба, я налисал матери, через три дня хотели поехать в Казань.

Грай подал мне знак, и мы вышли на улицу.

— Я узнал, родители Ольги живут на двенадцатой линии. Поедем к ним. Если Шестиглазов узнает от Рахима что-то важное, сн расскажет нам. Коль скоро мы хотим раскрыть эта дело, тс следует двигаться энергично, на один шаг впереди следствия. С родителями Ольги нужно поговорить первыми, кока следователь не замучил их своими вопросами. Поэтому поспешим.

Мы сели в машину и выехали на дорогу. По самодельным табличкам на столбах отыскали двенадцатую линию и быстро нашли дом Ольгиных родителей.

Около мостика через канаву нас встретила громгсим лаем черная лохматая собачка, из-под дома вылез пес побольше и тоже залаял. Около крыльца сидел на цепи огромный волкодав. Он посмотрел недобрым взглядом и два раза гавкнул, будто из пушки выстрелил. Собаки, заливаясь лаем, отступили к волкодаву. Приближаться к нему не хотелось, и я постучал в окно. В длинном сарае блеяли и шумно возились козы.

Старик Ангелов, заплаканный, убитый горем, мутным взглядом посмотрел на нас и провел в дом, посадив пса на короткую цепь. Он никак не мог взять в толк, кто к нему пришел и зачем. Мы прошли одну большую комнату, несколько напоминающую хлев, с остатками прошлогоднего сена в углу. Около комнатки в торце дома, у раскрытой двери старик остановился. Там на кровати свдела старуха, прижав к себе, словно ребенка, розовое платьице с кружевными манжетами, смотрела на прислоненную к подушке фотографию улыбающейся девушки и причитала сквозь слезы: