Маньяк по вызову

- А что на следующий день? Потом начались эти бесконечные допросы.

Глава 25

Это продолжалось не менее получаса. Мой "особо важный" любовник упорно доставал меня бессмысленными расспросами. Непонятно, зачем и почему он заставил меня подробно описать церемонию погребения банкирши.

- Но ведь ты сам там был! - возмутилась я.

- А если меня интересуют твои впечатления?

- Ну, какие мои впечатления... Ты сам видел, какие там были рожи, сплошные нувориши, все кладбище иномарками заставили... Гроб дорогущий, орхидеи...

- Я не о том, - возразил Андрей, - ты мне лучше скажи, насколько, по-твоему, Остроглазов был искренен в своем горе?

- Ты же говорил, что руководствуешься исключительно фактами, - хмыкнула я, - и вдруг интересуешься субъективными бабскими наблюдениями. И вообще, нравится мне этот термин - искренность горя, может, прибор есть специальный, чтобы его определять? Вроде детектора лжи. А за основу будет браться, например, такой показатель - количество пролитых слез за единицу времени.

Говоря это, я, конечно же, меньше всего думала о банкире Остроглазове, я думала о том, что страдание не всегда бывает публичным. Вот мне, между прочим, хочется от тоски на луну выть, а я вместо этого спокойно (по крайней мере, внешне) разговариваю с человеком, который разрушил мои надежды и чаяния.

Наверное, такие мысли против моего же желания передались Андрею, потому что он вдруг понуро повесил голову и принялся уж очень пристально изучать носы своих ботинок, на которых успела осесть дроздовская пыль. И вид у него был такой печальный, что где-то в глубине моей саднящей души шевельнулся червячок жалости, и я поспешила прервать повисшую паузу:

- Не знаю я, что думать об этом Остроглазове. Судя по всему, у них с женой были весьма сложные и далекие от идеала отношения, по крайней мере, так Нинон говорит. Но в семейных делах трудно разобраться, глядя со стороны. Бывают такие оригиналы, для которых ежедневные скандалы - прелюдия к пылким объятиям, а посему, очень вероятно, эти двое любили друг друга, как принято говорить, по-своему. И теперь бедняге банкиру безумно не хватает жениного визга и поединков на сковородках. Может, оттого он и в петлю полез.

- Кстати, о петле, - вскинул на меня глаза бывший любовник, - расскажи-ка мне об этом еще раз.

- Да что тут рассказывать? Это было еще перед похоронами, как раз накануне вечером, в тот же день, если я ничего не путаю, когда его выпустили из каталажки. Мы с Нинон решили его проведать. Дверь была незаперта, мы вошли, стали его звать - никакого ответа. Поднялись наверх, а он сидит в спальне на полу с веревкой на шее, пьяный, совершенно разбитый. Мы его часа два утешали, чаем отпаивали, потом спать уложили.

- Все?

- Кажется, все. - Я и в самом деле прилагала немалые усилия к тому, чтобы вспомнить еще хоть что-нибудь. В конце концов, это и в моих интересах тоже: чем скорее он разберется в дроздовских убийствах, тем ближе день, когда мы расстанемся навсегда и уже больше не будем сыпать на свежие сердечные раны соль вынужденных встреч. - Хотя нет, кажется, в тот день в окно его гостиной влетел камень... Или это все-таки было позже? Нет, камень влетел уже после похорон. Точно, в тот день, когда кремировали банкиршу.

- Какой еще камень? - насторожился мужчина моих несбывшихся снов. - Ты мне про это не рассказывала.

- Я же говорю, что это было уже в другой раз...

- Неважно, давай рассказывай!

- Рассказываю, - смиренно согласилась я. - Тогда мы с Нинон направлялись к Широкорядову, он нас пригласил, а по дороге заглянули к Остроглазову, проведать и заодно убедиться, что он не собирается повторить номер с петлей. Банкир к тому моменту был уже изрядно пьян и предложил нам выпить по рюмке "на помин души". Мы не стали артачиться, махнули по пятьдесят грамм, и тут в окно гостиной влетел булыжник и закатился за диван. Мы решили, что это проделки местной детворы.

- Булыжник, булыжник, - повторил Андрей механическим голосом чревовещателя, - обыкновенный булыжник?

Я склонила голову набок:

- Да нет, я бы сказала, что не совсем обыкновенный. В смысле не такой, какие валяются повсюду. Он был такой черный, вроде куска угля.

- Интересно, - пробормотал мой "особо важный" любовник и погрузился в раздумья.

А я снова поежилась. Все-таки утро было достаточно прохладное. А тут еще тучки набежали и - мало этого - заморосил меленький и противный дождичек. Собственно, даже не дождичек, а такая мерзостная мгла, от которой мои волосы и одежда стали влажными. Я даже подняла воротник жакета и принялась мечтать о горячей ванне и теплой постели. А тут еще мой тренированный слух уловил знакомый звук - металлический скрежет калитки дачных владений Нинон. Оказалось, что Нинон обеспокоилась моим долгим отсутствием до такой степени, что удосужилась подняться с кровати и преодолеть расстояние от спальни до забора. Теперь она застыла у калитки в позе молчаливого ожидания, и свежий ветерок теребил ее растрепанные волосы, схваченные впопыхах резинкой на затылке.

- Ну я пойду? - спросила я Андрея.