Маньяк Синкевич

Качалов. Люди рождаются и умирают каждый день. И всё же ничтожная доля из них учится жить настоящим. Я знаю, о чём говорю: я работаю с детьми, которые не помнят прошлого, не видят будущего, и не хотят жить настоящим. Уверен, вы понимаете, о чём я говорю. Через вас тоже проходит множество судеб.

Синкевич. Да! И каждого их них я хочу спасти, но спасти могу далеко не каждого. Представьте, что каждый день через меня проходят десятки таких, как вы. И каждый из вас говорит одно и то же, и стремится к одному — быть счастливым. Но вы решили, что только вы достойны жизни. Отчего? Отчего жизни не достоин такой же Качалов, которому не удалось выкарабкаться?

Качалов. Я не знаю. Он… Достоин. Все достойны.

Синкевич. Именно! Давайте, вернёмся ко мне в кабинет.

Синкевич кладёт руку на плечо Качалову. Свет на сцене гаснет.

Свет загорается. Снова кабинет Синкевича.

Синкевич. Так вы всё же считаете, что каждый Качалов достоин жить настоящей жизнью.

Качалов. Да!

Синкевич. Значит, вы готовы пожертвовать собой ради жизней других?

Качалов. Разве есть что-то дороже человеческой жизни?

Синкевич. Есть, Василий Андреевич. Жизни двух человек. Трёх. Десяти. Ста. Тысячи. Миллиона. И вы должны пожертвовать собой ради жизни миллионов.

Качалов. Что ж, наверное… Наверное, это будет правильно.

Синкевич садится за стол.

Синкевич. Тогда завтра приходите сюда в восемь утра. И мы вас умертвим.

Качалов (испуганно). Что? Умертвите?

Синкевич. Василий Андреевич, камчатка — неврологическое заболевание. У нас нет никаких других способов исследовать человеческий мозг, кроме как вскрыть черепную коробку.

Качалов. Вы с ума сошли! С чего вы решили, что после чудесного исцеления я дам умертвить себя?

Синкевич молча включает радиоприёмник.

Радиоприёмник. А смертность от вируса продолжает расти. На сегодняшний день от камчатки ежедневно умирает сорок тысяч человек.

Качалов. Нет! Нет, это нечестно!

Синкевич. Жизнь, она вообще не справедлива, Василий Андреевич.

Качалов. Нет-нет-нет! Что вы мне предлагаете?

Синкевич. Я предлагаю вам отдать свою жизнь, чтобы сохранить миллионы других жизней.

Качалов. Хорошо! Я вас понял! Вам плевать на мою жизнь, зато важны жизни других. Я вас понял. Позвольте я всё же вам ещё кое-что покажу.

Качалов кладёт руку Синкевичу на плечо. Свет на сцене гаснет.

Свет загорается. Стол Синкевича стоит посреди сцены. Вокруг него стоят стулья.

Качалов. Садитесь, доктор.

Синкевич покорно садится за стол.

Качалов. Добро пожаловать ко мне домой!

Синкевич. Зачем мы здесь?

Качалов. Я считаю, что мои родные должны знать моего спасителя в лицо. Познакомьтесь! Моя жена — Елена Качалова. (Рукой указывает на пустой стул.)

Радиоприёмник (Женский голос). Здравствуйте, доктор! Спасибо, что уделили нам вечер. Вы не представляете, какая для нас радость видеть воочию васиного спасителя.

Качалов. (Указывает рукой на два других стула.) Мои дети — Петя и Маша. Дети, поздоровайтесь с дядей.

Радиоприёмник (Детские голоса). Здравствуйте!

Качалов. (Указывает рукой на соседний стул.) Моя тёща — Надежда Ивановна. Мама, поздоровайтесь с гражданином доктором.

Радиоприёмник (Старческий женский голос). Он мне не нравится.

Качалов. Ну, мама, этот человек спас мне жизнь.

Радиоприёмник (Старческий женский голос). Это его работа. Он за это деньги получает.

Качалов. Мама, пожалуйста, прекратите! Проявите уважение к гражданину доктору.

Радиоприёмник (Старческий женский голос). Поучи меня ещё! Ты и твоя семья живёте в моей квартире!

Качалов. (Синкевичу) Мама не в настроении. (Стулу, на котором сидит жена.) Дорогая, займись ужином. Я пока разложу посуду и приборы.

Радиоприёмник (Женский голос). Конечно, дорогой!

Качалов достаёт из шкафа тарелки, приборы, бокалы и всё аккуратно расставляет на столе.

Качалов. Вы не поможете мне, доктор? Право мне неудобно вас просить…

Синкевич. Ну, что вы?! Конечно! Давайте, я займусь тарелками.

Синкевич раскладывает на столе тарелки.

Радиоприёмник (Женский голос). А, вот, и ужин!

Качалов. Ох, успели точно в срок!

Синкевич. И не говорите!