Маньяками не рождаются

Подошел Василёк. Элина сорвалась с места, только ножки замелькали в туфельках, так неслась она навстречу мальчику. Она повисла у него на шее, а он закружил её вокруг себя. Оба счастливые, со смеющимися рожицами подбежали к Вере. Она обняла их, прижала к себе и подумала впервые за долгие годы:

— Как прекрасен этот мир! Вот оно настоящее счастье.

* * *

Василий следил за судебным процессом. Они с Юрой и Димой были полны негодования. Действительно в изворотливости и уме Павлу отказать было нельзя. Летели напрочь эпизод за эпизодом. Даже труп Лары оказалось был в подвале, а он ничего не знал. Дом записан на другого человека, которого до сих пор не могут найти. Даже их «шпион» Зверев подтверждал редкие приезды обвиняемого. Кто мог подложить труп, Павел сказать не мог, кроме как все та же милиция, которая желает сжить его со света. Соперник майор и его друзья.

Разве он мог бросить в подвал любимую невесту? То, что говорит мальчик, оговор. Сын соперника, постоянно находился в его доме вместе с маленькой Элиной. Сами залезли в подвал, чтобы его осудили за жестокость. Сегодня присяжные должны вынести по нему вердикт. Вопрос о допросе Любовь Ивановны не состоялся в связи с исчезновением свидетельницы медсестры. Все ждали окончания рассмотрения дела, но по всему была видна предвзятость, нежелание знать суть. Если этот маньяк окажется вновь на свободе, придется туго Василию с семьёй. Всё будет разрушено и кто знает, чем все это кончится. Настя по молодости бушевала в открытую. Ей делали замечания в суде, даже выставили за дверь и назначили штраф. Она в перерыве подошла к Любовь Ивановне и попросила разрешения сказать ей несколько слов. Та согласилась.

— Только поскорее.

— Я кратко.

— Вы подарили людям выродка.

— Ты кто такая, читать мне мораль?

— Выслушайте. Если сейчас суд его оправдает, он снова начнет убивать, только еще изощрённее. Вы в ответе за это чудовище и нет вам прощения ни от людей ни от Бога.

— Заткнись, девчонка. Что ты понимаешь. И не поминай имя Господа всуе.

— Вам не замолить грехов своих и сыночка, даже если за вас будет молиться весь город. Мне стыдно за то, что вы существуете в мире. Нельзя допустить распространение порока на земле, нельзя убивать, как делаете вы с сыном. Решите сами вопросы как поступить. Или чужого убить легко. Труднее признаться в грехах собственного выродка?

— Убирайся, девчонка. Уходи!

Любовь Ивановна прошлась по коридору и вошла в зал на свое обычное место у окна. От неё до Павла было чуть больше метра. Она присела на стул и смотрела на него в упор. Затем подозвала адвоката и попросила организовать разрешение сказать сыну несколько слов. Разрешение было получено. Они стояли лицо в лицо по обе стороны клетки.

— Ты раскаиваешься, сынок? — спросила она с надеждой.

— Нет, мама, мне не в чем раскаиваться. Я давил и буду давить подлецов, мешающих мне жить. И первых — свою жену и ее вновь обретённого мужа.

— Опомнись, Павлик!

— Дура, — крикнул он, — дура! Неужели ты не понимаешь, что они обречены. А ты, уходи на покой, я сам теперь буду заниматься делом. Мне нужны деньги, много денег.

— Прощай, сынок, — сказала тихонько Любовь Ивановна и прошла на свое место.

Народ заполнял зал. Переговаривались, усмехались, плакали. У каждого своё горе, своё настроение. Кто-то любопытствует, кто-то страдает, кто-то радуется. Суд чем-то похож на театр со своими мизансценами и диалогами. Монологи обвинения и защиты заставляют содрогаться от ужаса или же смеяться над нелепостью суждений.

— Суд идет! — объявила секретарь.

Все встали. Судья разрешил сесть. Начинался самый кульминационный момент в судебном заседании. Присяжные вынесли свой вердикт и их председатель развернул бумагу.

— Невиновен, — услышала Любовь Ивановна и тут же раздались громкие рыдания родных жертв, убитых Павлом. Этот плач эхом отозвался в душе матери того, кто заставил страдать стольких несчастных.

Еще никто не успел толком понять происшедшее, как вдруг раздался хлопок выстрела и улыбающийся Павел осел на пол с дыркой во лбу. Ужас — возглас пронёсся по залу.

Стражники перевели взгляд с убитого на толпу, ища того, кто совершил свой суд, собственный, другой, моральный, и вдруг они увидели у стены женщину с пистолетом в руках. Между ними были ряды скамеек, заполненных толпой. Охранники ринулись к ней, продираясь сквозь воющую толпу и тут раздался второй выстрел. По белой стене потекли струйки алой крови, а женщина падала мимо стоящего стула. Её висок обагряла, словно роза, дырка от пули.

— Кто это???!!!! — вопрошала толпа.

— Заседание окончено, — провозгласил председательствующий. Толпа стояла до тех пор, пока охранники, те, что были в зале и вновь подошедшие, не начали буквально выставлять ничего не понявших людей.

Вечером в новостях диктор скороговоркой объявил о том, что сегодня в суде во время вынесения вердикта невиновности подсудимому, его мать застрелила сначала его, а потом выстрелом в висок, убила себя.

* * *

Прошел месяц. Веру и Василия срочно вызвали к нотариусу.

— Зачем? — удивился Василий.

— Понятия не имею.

— Значит нужно пойти и узнать.