Маньяки

Повсюду стоят охранники, каждый из них равномерно распределен, наблюдая за своим участком. Территория огромная, но с земли она выглядит в миллион раз больше, чем я помню. Хотя, когда я была здесь в последний раз, я не особо обращала внимание на ухоженные сады. Я была в состоянии траура, за которым последовало состояние бешенства. Это было похоже на худший вид ПМС.

Большие фонари освещают каждый участок территории, и я прерывисто выдыхаю. Бежать через них — все равно что прорываться через минное поле при побеге из тюрьмы: охранники готовы меня пристрелить. Небо все еще затянуто большими темными тучами, отчего ночное небо кажется намного темнее, но, к счастью, это мне на руку: углы прожекторов оставляют длинные тени, достаточно темные, чтобы я могла проскользнуть сквозь них… по крайней мере, я надеюсь.

Прогоняя нервы и тревогу, я думаю, что нет лучшего времени, чем сейчас. Тихо, как мышь, я выскальзываю из-под густой живой изгороди и прижимаюсь спиной к кусту, отступая в него, чтобы спрятаться.

Охранник обходит периметр, и я напоминаю себе, что я та самая девушка, которая выбралась из долбаной ванны Лукаса Миллера с тяжелыми ножевыми ранениями. Я девушка, сбежавшая из пустынных камер Джованни и прирезавшая людей, державших меня в плену. Я распилила насильника пополам, даже не моргнув глазом.

Я справлюсь. Мне просто нужно обратиться к той сумасшедшей стерве, которая живет внутри меня.

С каждым шагом охранник приближается ко мне, и я чувствую, как эта сука восстает внутри меня. Я забываю обо всех мелочах, которые делают этого охранника человеком, забываю о семье, которая, возможно, ждет его, забываю о студенческих займах, которые он никогда не планировал возвращать, забываю о датском доге на его слишком маленьком заднем дворе, который ему нужен не потому, что он любит его как домашнее животное, а потому, что он компенсирует им что-то другое.

Я все это забываю.

Единственное, что имеет значение, это то, что этот охранник — всего лишь еще одно препятствие, отдаляющее меня от Леви.

И с этими мыслями я набрасываюсь.

Я обвиваю руку вокруг его горла, зажимаю ему рот ладонью, чтобы заставить его замолчать. Я тащу его обратно в густые кусты, в то время как другой рукой опускаюсь к его бедру, вырывая нож из ножен. Он отшатывается, захваченный врасплох, и в слабой попытке спастись рычит в мою руку, пытаясь схватить меня, когда мы исчезаем в живой изгороди. С глаз долой, из сердца вон, но для него уже слишком поздно.

Я провожу ножом по высокой дуге поперек его горла, и кровь немедленно фонтаном хлещет ему на грудь. Мгновение он борется со мной, но быстро слабеет, и я опускаю его тяжелое тело на землю, делая все возможное, чтобы оставаться незамеченной и тихой.

Его глаза стекленеют, и я отворачиваюсь, еще не готовая чувствовать себя дерьмово из-за этого. Как только все трое мальчиков вернутся в безопасность нашего дома — где бы он ни находился, — тогда я смогу позволить себе скорбеть о жизнях, которые я отняла здесь сегодня ночью, но ни секундой раньше.

Мне нужно слиться с толпой, и мои губы кривятся.

— Извини, чувак, — бормочу я, снимая кепку с его головы и надевая ее на свою. Я подумываю взять и его форму, но… фу. Она пропитана кровью и испорчена, и хотя я в отчаянии, я не настолько в отчаянии.

Я беру его оружие, отстегиваю кобуры с его бедер и пристегиваю ее к своим, прежде чем беру пистолет с его бедра и засовываю за пояс своих брюк.

Желая убраться отсюда прежде, чем кто-нибудь поймет, что этот парень пропал, я выскальзываю из кустов, натягиваю кепку на лицо и опускаю голову. Я иду по тропинке, по которой должен был идти охранник, придерживаясь тени, что сложнее, чем кажется.

Нервы обрушиваются на мое тело, а руки быстро становятся липкими, и я не могу избавиться от ощущения, что каждый охранник на территории наблюдает за мной. На самом деле, они занимаются своими чертовыми делами, вероятно, недоумевая, какого хрена им дали задачу ходить кругами по территории всю ночь.

Впереди появляется тропинка, и я колеблюсь. Если я выберу ее, то привлеку к себе внимание, но если я этого не сделаю, то в конечном итоге буду ходить по одной и той же траектории часами. Она в основном скрыта тенью, и я понимаю, что это вполне может быть моим единственным шансом.

У меня дрожат колени, но я продолжаю ставить одну ногу перед другой, пока не выхожу на тропинку. Я начинаю подниматься к особняку на вершине холма, обходя других охранников и не поднимая головы. Никто не обращает на меня внимания, и я чертовски уверена, что не подниму голову, чтобы обратить на них внимание.

Путь долог, и как раз в тот момент, когда я думаю, что это сойдет мне с рук, тишину прорезает голос.

— Эй, черт возьми, куда это ты собрался? — Охранник задает вопрос со своего поста у обочины тропинки.