Манифик

– Такой участок называется локус, – сказал он, жестикулируя и пожимая плечами, словно заранее понимал, что его информация не дойдет до собеседника в том объеме, в котором ему хотелось бы ее донести. – Собственно в нем содержится ген, который отвечает за определенный признак целого организма, а гены, в свою очередь, могут, как бы вам сказать… иметь различные состояния – аллели. В общем, когда мы проводим анализ полимеразной цепной реакции, мы можем сопоставить эти аллели от одного биологического организма и от второго.

Дрозд его прервала и сказала коллеге, что очень его уважает, но то, что он сейчас говорит, к сожалению, не очень хорошо укладывается в ее голове. Потому она попросила сразу резюмировать и выдать ей информацию кратко и по существу.

– Вы знаете, капитан, если по существу… Я боюсь, конечно, ошибиться. Но я уверен, что не ошибаюсь. В общем, если взять генетический материал вашей матери, то тест покажет не девяносто девять и семьдесят пять сотых вероятности, а девяносто девять и девять в периоде процентов.

– Процентов чего? – вытаращив глаза, не понимала Дрозд, а точнее, не хотела понимать и дальше только делала вид, что слушает криминалиста.

В памяти всплыли слова Исая, когда Дрозд схватилась за нож во время их первой и последней встречи. Тот спросил ее: «Ты так просто убьешь своего отца?» Она была уверена, что слова были произнесены его болезнью. Что все это были игры воспаленного разума, восприятия, мышления и чего-то еще, что она помнила, но навсегда забыла, из знаний, полученных в ее бакалавриате.

– В общем, я не распространялся об этой находке. Просто мне бросились в глаза результаты анализов ДНК. Я нашел в них общность и сравнил. Это как бы даже только моя инициатива, – словно извинялся криминалист. – Об этом знаю только я. Ну и вы теперь.

Криминалист достал из внутреннего кармана пиджака небольшую пробирку и протянул ей.

Дрозд стояла перед ним без каких-либо мыслей в голове. То, что с ней происходило, было похоже на удушье. Когда дыхание замирает, как во сне в миг падения в пропасть, и просто чувствуешь ужас и безысходность. Но! Там наступает пробуждение. Просыпаешься в крике выдоха, в поту, с клокочущим сердцем, а потом набираешь полные легкие воздуха, и одновременно наступает облегчение от понимания того, что это был всего лишь ночной кошмар. Здесь пробуждения не наступало. Она подняла взгляд на предмет, который ей протягивал коллега, и вздрогнула. Спросила, что там.

Там был генетический материал Исая. Криминалист сказал ей, что она может сделать самостоятельную независимую экспертизу в любом диагностическом центре, и добавил, что хорошо было бы взять материал и от второго родителя.

– Я имею в виду, и от матери, – пояснил он, словно существовали еще какие-то варианты. – Тогда не останется никаких сомнений. – Он замолчал на секунду и уточнил: – У вас не останется.

Вернувшись домой, Дрозд стояла в ванной у зеркала и вспоминала его слова. «У тебя мои глаза», – сказал он несколько раз за их короткую встречу. Глаза сумасшедшего, талантливого человека, но при этом серийного убийцы. Он рассказывал ей про голос, который должен звучать у нее внутри. «А может быть, я тоже его слышу, просто не прислушиваюсь, а он тихий… пока», – думала Дрозд. Она так долго не моргала, вглядываясь в рисунок своей карей радужки, что ее глаза наполнились влагой и заблестели в отражении. Нет, она не плакала. Просто думала о своей жизни. Ненормальная она какая-то. Нечеловеческая. Мать – истеричка, с которой она не видела настоящего детства, а только меняющиеся лица преходящих отчимов. Бывший муж – инфантильный кусок пластилина с нарциссическими наклонностями, ищущий в свои сорок с лишним лет маму, которая бы им восхищалась. Она сама тоже не знает, чего хочет, потому выбрала работу покрепче – охотиться за убийцами и грабителями, строит своих мужиков в отделе, теряется перед начальством, вместо того чтобы жить. Взамен ароматов дорогих духов у нее запах мест преступлений, вместо надежного человека рядом – пустота съемной квартиры, в которой чисто, прибрано и неразложенный диван, потому что домой она приходит редко, просто переночевать. Да и кто с ней захочет быть, она ведь любить не умеет, заботиться не хочет, дорожить не научилась…

Развалившись на кресле, в котором еще несколько дней назад сидел Исай, Дрозд держала пробирку с его биоматериалом между большим и указательным пальцем и рассматривала ее содержимое на просвет настольной лампы. По большому счету, там нечего было рассматривать. Пластмассовый сосуд цилиндрической формы с коническим дном, от плотно притертой крышки в полость спускался тупфер, на конце его, не касаясь стенок, и хранилась та самая ДНК убийцы, часть которой находилась в ней самой. Она дочь маньяка-шизофреника и истероидной психопатки, доктора психологических наук. Вот это смесь, вот это жгучий коктейль, вот это отягощенный жизненный сценарий! Голливуд плачет, оттого что не успел придумать его самостоятельно, а жизнь продолжает преподносить еще и не такие сюрпризы.