Мания

К тому же мавр знал множество оптических фокусов. Например, он вкладывал большой палец правой руки в кулак и просовывал кончик другого большого пальца между указательным и средним пальцами левой руки, а когда затем соединял кулаки, то казалось, что между пальцами левой руки торчит кончик большого пальца правой. Потом мавр подзывал нас и предлагал разъединить его руки. Он гримасничал, притворяясь, что ему очень больно, и мы знали, что он притворяется, а все равно испытывали трепет. Наконец его кулаки разъединялись, явно отрывая в процессе большой палец, и только «магия» позволяла наблюдать за ходом исцеления.

Мавр также заявлял, что у него есть невидимая «сонная пыль», которой он присыпал наши глаза, чтобы усыпить нас. У него были большие сухие ладони с грубыми пальцами, и когда он тер кончиком большого пальца по кончикам остальных, то слышалось тихое шуршание и почти верилось, будто бесконечно легкая пыль сыплется в глаза, и иногда мы действительно засыпали, зачарованные шелестом его пальцев и тихим, бормочущим голосом. А однажды он взял нас на лунную рыбалку.

Я не помню, какое стояло время года, но дни уже были короткими, а снег еще не выпал. Мы спускались с горы — мавр, я и еще двое ребятишек. Полная луна освещала тропинку и расплывчатые контуры aldea, окутанные дымом очагов, в которых готовился ужин. Когда мы пересекли ручей, где бурлящая белая вода искрилась лунным светом, мавр рассказал нам о маленьком мальчике, поймавшем ломтик луны на рыбалке в точно такую же ночь. Видя наше изумление и чувствуя страстное желание подавить недоверие, он срезал с кустарника ветку и достал из своего мешка нить и крючок. Вскоре он учил нас таинственному искусству ловли луны.

Забросив крючок в танцующий поток, мавр дернул удочкой, взметнув фонтанчик сверкающей воды, с ликованием крикнул, что поймал лунный ломтик, и тут же притворился неизмеримо опечаленным, будто улов выпал и исчез в высокой, густой траве. Может, нам повезет больше, ведь мы ближе по возрасту к подлинному ловцу луны? Вскоре все мы, увлеченные лунной ловлей, забрасывали крючок в отраженный свет, пытаясь поймать хоть чуточку магии и тайны. На самом деле я никогда не верил, что мы ловили луну, но и не был всецело уверен в том, что мы ее не ловили. Это было частью таланта мавра: внушать нам, детям, неразумные верования, украшающие жизнь. К сожалению, мавр внушал неразумные верования и взрослым — верования или страхи, что было равнозначно.

Вряд ли жители деревни осознанно вознамерились отомстить человеку, который не сделал им ничего дурного и всего лишь был умнее их. Во всяком случае, ничего подобного вслух не говорилось. Мои родители, как и остальные, вероятно, искренне верили, будто мавр — некий злой эльф, околдовавший, а затем укравший их детей, проклявший их урожай, вызвавший обрушение их колодцев… то есть причина всех их бед. Мавр просто очень удачно оказался под рукой, а потому заслуживал наказания. Только мавр, я, Инквизитор и еще один человек точно знали, что он был невиновен в том, в чем его обвиняли. К сожалению, в силу своей деятельности мавру приходилось ходить по воде, и этот простой факт подтверждал все фантастические обвинения моих соплеменников и обеспечивал Инквизитора необходимым предлогом.

Ныне я понимаю, что Инквизитор был хорошим человеком или, по меньшей мере, настолько хорошим, насколько может быть человек, скованный подобным призванием. Инквизитор не принадлежал к тем, кто обвиняет ради стяжательства, для кого богатство еретика — определяющий грех (не сомневайтесь в моих самых достойных намерениях, милорды). Инквизитор не сомневался в собственной вере и для ее подтверждения не нуждался в доказательствах ее превосходства над верованиями других.

Да, милорды, вы правильно прочли то предложение. Можете и его использовать против меня. Я с готовностью заявляю, что мир представляет собой круг с разными дорогами, ведущими к центру; существуют три дороги, каждая со своей перспективой, но цель их одна и та же. Надеюсь, это сэкономит вам время, а меня избавит от некоторых неприятных ощущений, хотя боюсь, что вы не сможете умиротворить завистника, недовольного самим собой, и это добровольное признание не пригодится.

Что касается Инквизитора, то он не получал удовольствия от пыток. На своих допросах он не применял strappado [8]или aselli. [9]Инквизитор мог вырвать из мавра признание или раскаяние подобными методами, но он использовал обман, более уместное оружие для политических целей, как вы прекрасно знаете, милорды. Вы притворяетесь, будто защищаете веру, однако на самом деле вы ведете более изощренную игру с людьми, возбуждая страх и подозрительность, дабы противостоять расколу и неповиновению.