Мания страсти

Старинные индийские трактаты без конца призывают к отстраненности и созерцанию того, что они именуют высшим «Я». «Я люблю общество Совершенств, — говорится в них, — чья сущность и заключается в том, чтобы быть. Благодаря пламени созерцания они приносят в жертву горящие факелы действий». По сути дела, Франсуа относится именно к таким, что делает из него — и это безо всякого налета религиозности — обитателя другого мира, вынужденного жить в этом. Это «Я», говорится в тех же ритмических текстах, подобно «перелетной птице, присевшей на воды озера». И еще: «Стоит, хотя бы лишь на мгновенье, соединиться с этим высшим „Я“, и будут полностью поглощены все ошибки, словно искра огня поглощает ворох веток».

Все эти уловки тысячелетней давности по-прежнему актуальны, ими можно воспользоваться, достаточно лишь открыть книгу, они обращаются напрямую к вашему сердцу. Их можно обдумывать на досуге, находись вы в городской квартире, в поезде, самолете, при включенном телевизоре, поднимая время от времени глаза, чтобы поинтересоваться биржевым курсом, ниагара выгоды, водоворот страданий, простота и доступность радости. Спектакль, поставленный империей Леймарше-Финансье (о котором дает хотя бы приблизительное представление постоянная передача «Moneyline», идущая по CNN, с ее улыбчивыми фальшивыми ведущими, особенно выделяется одна ведущая, чемпионка по психологическому карате, сверкающие зубы и крепко сжатые челюсти), — в действительности не более чем стимул погрузиться в пучину новообращений (если не будете послушными, у вас отнимут восемь миллионов четыреста тысяч). Непрекращающийся заградительный огонь, пуританский или порнографический (что, в сущности, одно и то же), мешает как познанию, так и радости. Постоянные ссылки на Бога, доллар тому свидетельство. Мы же должны оставаться безучастными. Наш противник нас не интересует, вот самое серьезное обвинение, которое может быть нам предъявлено. Провидец, говорится в тексте, бодрствует ночью и спит, когда все просыпаются. Но поскольку на планете не существует больше ни дня, ни ночи, можно сказать, что он никогда не спит и никогда не бодрствует. Так все-таки где он? В интервалах. «Небо содержит бесконечное число космических единиц». Он не разговаривает, он не осуждает. Ничего не преподает, ни в коем случае не является ни учителем, ни главой секты, не ищет никакого воздаяния, появляется, проходит, уходит. Изумруду предпочитает обычную стекляшку. Или вот еще: «Тот, кто понимает высшую реальность, никого не оценивает как важную персону или незначительную, поскольку признает, что всякая душа — это высший Абсолют». И снова: «Вечное, чистое, все есть познание и, по своей сущности, все высшая радость: таково оно, безмятежное, благожелательное. Думай о своей природе!»

Можно помнить об этом где угодно, на улице, в метро, в сортире, в кабинетах, на собраниях, в барах. Вас уносит океан новообращений. Вы причаливаете здесь, меняете курс там. Вы ни в коем случае не занимаетесь домом, семьей, предметами, окружением. Все фальшиво, и когда душа устремляется к сознанию, тело не следует за ней. Мы все в Аду, это само собой разумеется, в самом худшем сезоне Времени, сквозь который, несмотря ни на что, словно зарница, проблескивает чудесная весна.

«Из всего, что есть самого плохого, жалкого, отвратительного в этом тройственном мире, судьба с ненавистью изготовила наше тело».

Постарайтесь избежать двух главных ошибок: любить или ненавидеть свое тело. Слишком к нему привязаться или желать его уничтожения. Нарциссизм или ненависть к себе, деньги и самоубийство; субстанция та же.

В противовес тройственному адскому миру, опыт тройной радости (так они это называют) расчищает дорогу к высвобождению. Хватит вертеться волчком, хватит быть пожираемым пламенем. Мы сами пламя.

Этим утром я решаю пойти проведать свое прежнее жилище. Звоню, молодой темноволосый человек, выглядит так, будто еще не проснулся окончательно, в конце концов открывает мне дверь… Жибер? Поль Жибер? Не знает такого. Ах да, кажется, бывший владелец? Вроде бы умер в прошлом году, а новая владелица здесь не живет. Комната в глубине коридора, да, она по-прежнему сдается. Студент? Да. Что изучает? Филологию.

— Успехов.

— А в чем дело?

— Да так, просто.

Оставляю этого типа в полном недоумении, решаюсь немного пройтись по бульвару. Сейчас май, солнце уже слегка нагревает тротуар. А я ведь мог бы остаться здесь, словно крыса, зарывшись в этот угол, не познав многоцветного продолжения. Значит, вырваться можно. Значит, шанс все-таки существует. Если это не неизлечимая болезнь и не постоянные страдания, не убивайте себя. Это было бы всего лишь одной ошибкой среди прочих.