Маникюр для покойника

– А что, Катя часто попадает в неприятности? – спросила я, когда Сережка, притормозив у светофора, принялся раскуривать сигарету.

– Ага, – ответил любящий сын, – прямо из дома выпустить нельзя. Просто чучело, а не мать. У других, поглядишь, родительницы как люди – сто кило весом, сидят дома, щи варят. А наша, – он махнул рукой, – мрак.

– Она ведь хирургом работает? Аппендицит, грыжа, да?

– Нет, щитовидную железу оперирует, ювелирная работа, не всякий мужчина такую выполнит, между прочим, имеет высшую категорию, к ней больные в очередь толпятся, только… – И он захохотал, выпуская клубы.

Я вдохнула густой дым и отчего-то не закашлялась, как всегда. Наоборот, запах табака напомнил о папе, сидящем в кресле с толстой книжкой. Вот он откладывает большой том и, попыхивая сигареткой, ласково осведомляется у меня: «Почему грустный, Рыжик, опять двоек нахватал?»

Отогнав непрошеные воспоминания, я поинтересовалась:

– Только что?

– Прихожу как-то к ней в отделение, она заведующая, да неудачно, как раз время обхода. Все несутся по коридору, а мать впереди в голубой пижамке, маленькая, с виду ей тридцати не дашь. Ну, влетает эскадрон с шашками наголо в палату, а там новый больной, только поступил и с ведущим хирургом еще незнаком… Свита докладывает: мол, Иванов Иван Иванович, готовим к операции, анализы, УЗИ…

Мамулек головой кивает и уже мысленно скальпель точит… Вдруг больной начинает возмущаться. Мол, что за дела, ложился к светиле, кандидату медицинских наук Романовой, а вы меня какой-то девчонке под нож суете… Да ей сколько лет? Да она институт закончила? Врачи пересмеиваются, сестры глазки потупили, а Семен Петрович, другой хирург, важный такой, толстый, в очках, просто картинный профессор, вальяжно сообщает:

«А это, батенька, и есть Романова!»

За сим следует немая сцена. И главное, что подобная ситуация повторялась не раз. Ее кое-кто из больных за «судном» посылал. И ничего, сбегает, принесет, а когда шоколадку протягивают, возьмет и мило так прочирикает: «Спасибо». Никакой солидности, все бегом, вприпрыжку, а уж в быту…

– Она плохо готовит?

– Не знаю, – ухмыльнулся Сережка, – ее никогда нет.

– Целыми днями на работе?

– Говорю же, ненормальная, – хмыкнул парень, – ей всех жаль. Сколько она народу домой тащит! То старуху родственники забирать не хотят – пожалуйста, у нас живет, то бомжиху приволокла, та в подъезде спала, то родственнички наедут. Это сейчас ноябрь, холодно, вот все по своим городам и сидят, а лишь весной запахнет, великое переселение народов начинается: бабушки, тетушки, дядюшки, племяннички и племянницы, седьмая вода на киселе… Четыре раза замуж выходила и ухитрилась ни с кем не поругаться. Наши папеньки с их новыми женами, их детки – дорогие гости… Знаешь, откуда у нас столько животных?

– Откуда?

– Вторая жена третьего мужа маменьки держит собачий питомник, на продажу мопсов выращивает. Мулю и Аду выбраковали как некондиционный товар, на таком деньги не сделаешь. У первой прикус не удался, у второй задница не так подвешена. Словом, их хотели усыпить. А тут маменька в гостях случилась, да еще с Кирюхой. Вот и забрали, месяц выкармливали. Кошки – с помойки!

– И белый Клаус! – ахнула я. – Роскошный перс!

– Это он сейчас роскошный, – хихикнул Сережка, – после пяти курсов витаминов и усиленного питания. А когда его Юлька в мусорном бачке нашла, больше на облезлую мышь походил. Семирамида вообще, думали, подохнет. Прикинь, она картофельную кожуру жрала! Зато сейчас морду от говядины воротит, подавай телятинку!

– А Рейчел?

Сергей приумолк и принялся с преувеличенным вниманием вглядываться в даль.

– Стаффордшириха как у вас оказалась?

– Сосед у нас из третьей квартиры, – неохотно забормотал парень, – женился, а Рейчел как раз полгода исполнилось. Ну его молодая жена и давай скандалы закатывать: щенок писается, убирать надо, кормить, гулять. Словом, или я, или собака! Иду вечером, а Рыжуха около подъезда сидит и воет. Холод, она, бедняга, околела. Я решил, что потерялась, привел ее к ним домой, а там эта баба с порога заявляет: «Мы собаку выгнали, нечего назад тащить!» Пришлось к себе забирать.

Я усмехнулась: все вы хороши, кто собак подобрал, кто кошек, интересно, жабу Гертруду где раздобыли?

– Сколько лет Кате?

– Тридцать восемь.

Я оторопела:

– А тебе?

– Двадцать четыре.

– Она тебя родила в четырнадцать лет?!