Маникюр для покойника

Дверь Катукова не была опечатана. Достав из кармана подушечки «Орбита», я разжевала их до однородной массы и залепила окуляры. Нет, все-таки зря многие считают детективные романы литературой третьего сорта. Ну где еще можно набраться такого количества разнообразных сведений? Ладно, подожду под дверью, когда-нибудь же врунья, не мигнув глазом сообщившая, будто у нее украли ключи, выйдет наружу.

Минуты текли томительно. Примерно через полчаса дверь другой квартиры распахнулась, высунулась неопрятная бабка, отодрала от «глазка» жвачку и пролаяла:

– Чего выжидаешь? Помер твой хахаль, в морг сволокли.

Я отвернулась к окну.

– Ох и дуры же бабы, – не успокаивалась старуха, но тут из двери потянуло горелым, и бабулька, охнув, исчезла. Прошел час. Мне в голову закралась мысль: а вдруг Нина поехала вовсе не к Косте, вдруг просто сама живет в этом же доме? Но тут тихонечко щелкнул замок, Нина выскочила наружу и повернулась к окну.

– Куда мы так торопимся? – вежливо спросила я.

Никитина подпрыгнула на месте и выронила довольно объемистый пакет. От удара о пол бумага развернулась, и по площадке веером разлетелись стодолларовые купюры.

– Господи, – забормотала парикмахерша, присаживаясь на корточки и собирая дрожащими руками банкноты. – Господи, как только вы сюда попали…

– Очень просто, – спокойно ответила я, – ногами, а вы, выходит, ключики нашли? Оперативно работают, однако, в 12-м отделении милиции – и воришку поймали, и ключи успели вернуть… А денежки небось тоже из потерянного портмоне? Или решили в качестве последнего презента забрать отложенное Катуковым на черный день?

Внезапно Нина зарыдала:

– Теперь вы ни за что мне не поверите.

– Это точно, – «успокоила» я ее и продолжила: – Раз уж ключики все равно нашлись, давайте вернемся и потолкуем – думается, есть о чем.

Парикмахерша кивнула, и мы вошли в холл. На этот раз в комнате пахло нежилым, смесью ароматов пыли, сырости и чего-то кислого.

– Это мои деньги, – неожиданно сказала Нина, садясь на диван, – просто хотела забрать, чтобы не пропали.

– Ну да, – кивнула я, – сначала потеряли на рынке, а теперь нашли.

– Вы надо мной издеваетесь! – воскликнула женщина.

– И в мыслях не было, – сообщила я чистую правду. – А зачем, если не секрет, вы хранили деньги у Кости?

– Вы не поверите, – повторила Нина уныло.

– Попробуйте меня убедить.

Никитина вытащила сигареты и сказала:

– Я живу в коммунальной квартире, а соседи… Эх! – Она махнула рукой и замолчала.

– Давайте, давайте, – поторопила я ее.

– Послушайте, товарищ майор…

Но с моего языка сорвались где-то прочитанные слова:

– Тамбовский волк тебе товарищ!

Парикмахерша вздрогнула и, побелев, спросила:

– Как же к вам обращаться?

Я подумала немного и ответила:

– Евлампия Андреевна.

Нина шмыгнула носом и, без конца называя меня по имени-отчеству, принялась каяться.

У нее две комнаты в коммунальной квартире, из соседей – женщина лет шестидесяти, бывшая учительница, с сыном. Преподавательница милая, интеллигентная дама, и никаких кухонных драк у них с Ниной не бывает, все чинно, мирно, шампунь в суп друг другу не подливают, камни в котлетный фарш не подбрасывают… Зато сыночек – полный караул, уголовник и наркоман. Две недели на свободе, пять лет в тюрьме. Пока он мотает срок, Нина и Виктория Федоровна живут спокойно, даже вместе смотрят телевизор на кухне, но, как только «дитятко» с чистой совестью выходит на свободу, начинается ад.

– Ему любой замок нипочем, – всхлипывала Нина, – открывает в секунду. Сколько раз у меня из комнаты деньги таскал, до долларов, правда, не добрался, я на отдельную жилплощадь коплю… Вот и решила у Костика спрятать, лучше места и не сыскать.

– Прямо-таки, – усмехнулась я. – Самое лучшее место в банковском хранилище, в ячейке, за свинцовой дверью…

Нина хмыкнула:

– Ага, очередной кризис придет, и банк мои сбережения себе захапает. Ну уж нет, у Котьки все приспособлено было, недаром порученцем работал.

– Кем? – не поняла я. – Каким чеченцем?

Никитина тяжело вздохнула и вновь достала сигарету, я собиралась было грозно сказать, что с детства страдаю чудовищной аллергией, но вдруг поняла, как свободно и хорошо дышу, даже в горле не першит! Чудеса, да и только.

– Только не притворяйтесь, будто не знаете, кто такой порученец, – вымолвила Нина.

– Естественно, знаю, – принялась я выкручиваться, – но для порядка вы должны рассказать сами.

– Ладно, Лампада Андреевна, – покорно согласилась Нина.

Я с подозрением глянула на парикмахершу: уж не издевается ли она надо мной? Но девушка потерянно сидела на диване, комкая в руках бумажный носовой платок.

– У Коти не слишком удалась карьера в театре, – завела Никитина, – все ролей не давали настоящих, зажимали, ну и оклад соответственный, слезы, а не деньги…

Но Костик совершенно не тужил, потому что давным-давно считал своей основной профессией другую, актерство превратилось в хобби. И потом, как шикарно он отвечал на вопрос очередной дамы: «Где ты работаешь?»

«Я – служитель Мельпомены, – гордо говорил Катуков, – артист одного из ведущих московских театров…»