Я посмотрел на часы. Была полночь. Самый подходящий час для духов и привидений. Самое время ложиться спать. Завтра я должен увидеть, что Карен Тэнди оставила для меня в конверте.
II
В темноту
На следующее утро, в субботу, примерно около половины одиннадцатого вышло апельсиновое солнце, и снег на улицах начал превращаться в коричневое болото. Все еще было пронзительно холодно, и мой «кугуар» по пути в Госпиталь Сестер Иерусалимских дважды отказывал в послушании. Прохожие, закутанные в шали и плащи, сновали, заляпанные, по грязным тротуарам, словно лишенные лиц фигуры, видимые из зимнего окна.
Я остановился перед воротами и вошел в холл. В нем было тепло и элегантно. На полу лежали толстые ковры, в горшках росли пальмы, слышался приглушенный шум разговоров. Все это больше подходило к какому-нибудь отелю на модном курорте, а не убежищу для больных. За стойкой стояла молодая девушка в белом накрахмаленном фартуке и с белыми, как будто тоже накрахмаленными зубами.
— Могу ли я вам как-то помочь?
— Считаю, что можете. У вас должен быть конверт для меня. Меня зовут Эрскин, Гарри Эрскин.
— Минуточку.
Она перелопатила кучу писем и открыток, пока, наконец, не вытянула маленький белый конверт.
— Невероятный Эрскин? — прочла она, приподнимая бровь.
Я немного озабоченно кашлянул.
— Такое прозвище. Знаете ли, бывает так.
— У вас есть какой-нибудь документ?
Я обыскал карманы. Водительские права я оставил дома вместе с кредитными карточками. Наконец я предъявил ей визитку. На ней было написано: «Невероятный Эрскин. Прочитываю будущее, объясняю предсказания, растолковываю сны».
— Да, пожалуй, это наверняка вы, — она улыбнулась и вручила мне письмо.
Я сдерживал желание открыть его, пока не вернулся домой. Я положил конверт на стол и внимательно присмотрелся к нему. Именно такого почерка я и ожидал от образованной девушки, вроде Карен Тэнди — четкого, уверенного и смелого. Особенно мне понравилось, как она написала «Невероятному». Я нашел ножнички для ногтей и отрезал краешек письма. Внутри я нашел три или четыре листика разлинованной бумаги, вероятно, вырванных из записной книжки. К ним было приложено краткое письмо, написанное рукой Карен Тэнди.
Я осмотрел листки из блокнота внимательнее. Нарисованная от руки карта побережья мало чем могла мне помочь. Это была всего лишь извилистая линия, могущая представлять любой из земных берегов. Но рисунок корабля оказался интересным. Он был достаточно подробным. Флаг тоже был не плох. В библиотеке наверняка должны были найтись книги о кораблях и флагах, так что я мог проверить, что это был за галеон. Если, конечно, это был настоящий галеон, а не только бред возбужденного опухолью воображения Карен.
Я долго сидел, обдумывая удивительный случай «моей подруги Карен Тэнди». У меня было большое желание выйти и проверить этот корабль. Но было уже почти 11:30, и вот-вот должна была явиться миссис Герц — еще одно милейшее ископаемое, имеющее намного больше денег, чем мозгов. Прежде всего ее интересовало одно: будут ли у нее какие-то хлопоты с сотнями ее родственников, которых она всех упоминала в завещании. После каждой встречи со мной она посещала адвоката и переписывала завещание. Адвокат на этом заграбастал столько, что на последнее Рождество прислал мне в виде благодарности целый ящик «Джонни Уокер Блэк Лейбел». Ведь, по сути, он и я работали в одном и том же деле.
Точно в 11:30 зазвенел звонок у двери.
— Прошу, миссис Герц. Прекрасное утро для всего, что связано с оккультизмом.
Миссис Герц было около 75 лет. Она была всегда бледна и сморщена, имела куриные лапки вместо рук и очки, увеличивающие ее глаза до такой степени, что они выглядели плавающими в аквариуме устрицами. Она вошла, трясясь и опираясь на трость.
Распространяя густой запах нафталина и лаванды, она с громким вздохом и со скрипом сложилась на стуле.