— Да, Тигран Викторович, — бубнил он, — естественно, Тигран Викторович.
На кухне в это время неустанно бдела Ба. Она периодически подсылала Маню послушать, чей голос раздается в телефоне — мужской или женский? Но дядя Миша был стреляным воробьем, и, когда Маня как бы случайно проходила мимо, или лезла чмокнуть его в щечку, прикрывал трубку ладонью.
А еще дядя Миша покупал новые накидки для Васи.
— Будет мой Васидис нарядным, — приговаривал он, заботливо накрывая ими разодранные сиденья.
Ба следила за этой сценой тяжелым немигающим взглядом.
— Привинти еще хрустальную люстру к капоту, — клокотала она.
— Захочу и привинчу, — огрызался дядя Миша.
На самом деле Ба напрасно волновалась — романы ее сына заканчивались так же быстро, как и начинались. Приводить в дом женщину, жизнь которой свекровь обратит в сплошную пытку, дядя Миша не собирался. Дамы, естественно, с таким положением вещей мириться не хотели и начинали закатывать истерики. А дядя Миша страсть как не любил истерик. Поэтому очередной его роман в скором времени сходил на нет.
Так и жил дядя Миша — в коротких пробежках от одной юбки к другой. И подобная ситуация устраивала всех: Ба оставалась единовластной хозяйкой в доме и с утра до ночи пестовала сына и внучку, дядя Миша плавно перетекал из одного ни к чему не обязывающего романа в другой, а Манюня пребывала в твердой уверенности, что ее родители обязательно когда-нибудь помирятся. Ее даже не смущало, что тетя Галя вышла замуж и успела родить ей сводного братика.
— Всех к себе заберем, — твердо заявляла она.
— А как же Тетигалин муж? — любопытствовала я.
— Пусть и он с нами живет. Ба его усыновит, и у папы появится сводный брат. Подумай, как хорошо — у меня сводный брат, и у папы сводный брат. Красота!
А потом случилась история, которая на какое-то время разрушила размеренную жизнь семейства Шац. И об этой истории я сегодня намереваюсь вам рассказать.
Все началось с того, что в стоматологическое отделение папиной больницы определили молоденькую выпускницу Ереванского медицинского института.
— Женщина — челюстно-лицевой хирург, — скривился за обедом папа. — Эк, куда ее занесло, нет, чтобы в педиатрах или терапевтах отсиживаться!
Мама завелась с пол-оборота:
— Ты эти свои шовинистические речи где-нибудь в другом месте веди, ясно?
— Что ты понимаешь в профессии врача, женщина! — прогрохотал папа.
— Я понимаю, что уважение к женщинам у вас отсутствует напрочь. Вот что я понимаю. Почему бы вам тогда не пережениться друг на друге, раз вас женщины так не устраивают? — сверкнула глазом мама.
— Носовой волос! — огрызнулся папа.
— Бердский ишак!
— Кировабадци![3]
Пока мама с папой переругиваются, я вам быстренько объясню смысл выражения «носовой волос». Носовым волосом у нас называют чересчур придирчивых и въедливых людей. Такой человек подобен торчащему из носа волосу — портит экстерьер, но и выдернуть больно. А теперь вернемся к моим родителям, пока они не поубивали друг друга.
— Ах так! — встала руки в боки мама. — Вот ночью и посмотрим, кто из нас носовой волос. Понятно?
— Ну что ты сразу начинаешь шантажировать? — забеспокоился папа. — Жена, я же пошутил! И вообще девочка очень перспективная, умненькая и красоты неописуемой.
— Это как это? — нехорошо прищурилась мама.
— Такая, знаешь, словно горная серна, глаза миндалевидные, сама тоненькая, а ножки…
Мама не дала папе договорить — она выдернула у него из-под носа тарелку с недоеденным рагу и, выкинув ее в мусорное ведро, вылетела из кухни.
— Пап, ну ты вообще не умеешь себя правильно вести, — вздохнула я и полезла доставать тарелку из ведра, — разве можно так с женщинами разговаривать?
— Только твоих нотаций мне не хватало, — выдохнул огнем папа, — яйцо курицу учит!
— Хихихиии, — покатились мы со смеху, — тогда получается, что ты — курица!
— А всем сейчас зубы посмотреть на предмет кому завтра пломбы ставить? — рассвирепел папа.
Мы тут же притихли. Гаянэ набила рот картошкой и усиленно начала жевать.
— Когда я нем, я глух и ем, — прошепелявила она. Папа еще раз прожег нас грозоточивым взглядом и пошел мириться с мамой.
— Надя, я не договорил, я же не просто так эту девочку хвалю. О Мише подумал…
— Чего о Мише? — мигом отозвалась мама.
— В смысле — с Мишей ее познакомить! Хорошая девочка, красивая, умненькая, правда, ереванка, ну да ладно, можно подумать!
— А чем тебя ереванки не устраивают? — снова взвилась мама.
Уж не знаю, действительно ли папа думал о дяде Мише, когда расписывал все достоинства молоденькой практикантки, или сочинил это на ходу, чтобы оправдаться перед мамой, но факт остается фактом — он их познакомил.
Девушку звали Луиза Тер-Маркарьян, и она была самой красивой из всех Луиз, когда-либо виданных жителями нашего городка.
На следующий день мы с Каринкой в ожидании Манюни ковырялись во дворе. Ковырялись в прямом смысле слова — рабочие прорыли большой котлован, чтобы сделать какую-то пристройку к дому, а мы, пока никого не было, перелезли через ограждение и, вооружившись лопатами, рыли яму в обмякшей после дождя земле.