— Поскольку он продолжал получать чеки после смерти Августа Корда, я решил, что Клуб по-прежнему пользуется его услугами. Кстати, видимо, именно Рой Блэйк купил птиц, которые использовались для убийства Уилкинса.
Услышанное явно взволновало Бернэма. Усы архитектора взмокли от пота.
— Возможно, Корда сам дал тому, кто должен был его охранять, ключ от секретного входа в свою комнату, — предположил он.
Кан задал еще несколько вопросов — и понял, что больше от Бернэма ничего не добьется.
— Мы уходим, — сказал он.
Бернэм с облегчением откинулся на спинку кресла.
— Да, — добавил Кан, — Чикаго подождет. Я не разрешаю вам уезжать из Нью-Йорка, пока дело не закончится.
Ошеломленный Бернэм хотел возразить, но Кан и Ренцо уже вышли из его кабинета.
Через двадцать минут они входили в комиссариат на Мелберри-стрит. Собравшиеся в холле подчиненные Кана выглядели озадаченными и растерянными.
— В чем дело? — спросил инспектор.
Один из дольше всех проработавших сотрудников решился принять на себя гнев босса и сообщить плохую новость:
— Джон Менсон сбежал.
— Что?!
— Он ранил лезвием от бритвы Джонсона, который принес ему еду. Вырвал у него оружие и взял в заложники. Потащил к выходу на Сорок третью улицу. Сообщник ждал Менсона в машине, на которой они и уехали, бросив Джонсона.
— Вы их не преследовали?!
— Преследовали, но они обманули нас — в Чайнатауне въехали на рынок. Там полно народу, они бросили машину и растворились в толпе.
— Дерьмо! — с гневом сказал Кан. — Где он взял это чертово лезвие?
— Оно было спрятано в переплете Библии.
— Я сам ее проверял, перед тем как отдать ему…
— Значит, кто-то передал ему лезвие позже.
Кипя от злости, Кан посмотрел в лицо каждому из своих подчиненных, потом повернулся к Ренцо:
— Кроме охранников, у Менсона были только трое: Фрейд, Юнг и Грейс Корда. — Он снова выругался и добавил: — Приведите их всех!
26
—
Как только они увиделись, Юнг засыпал ее вопросами, но она ничего не отвечала, лишь говорила, что не обедала и не может беседовать на голодный желудок.
И они прошли пешком вниз по Шестой авеню к ресторану «Делмонико». Обнаружив, что свободных мест нет, несмотря на достаточно ранний для обеда час, Анна повела Юнга в заведение «У Марселя», которое очень любила. Юнг удивился тому, что Анна не боится афишировать их связь, но молодая женщина, видимо, ни во что не ставила своего супруга.
Учитывая тему будущего разговора, это стремление к провокации показалась ему добрым знаком.
Юнг кивнул на группу женщин в широких шляпах с тонкими кружевами и в платьях с белыми корсажами и шелковыми жабо:
— Час прогулки дам из высшего общества?
— Вы ошибаетесь, — сказала Анна.
— Почему?
— Это проститутки.
— И так одеты?..
— Из-за иммиграции в этом деле сложилась нешуточная конкуренция, наряды становятся все более роскошными.
Юнг улыбнулся:
— Сто раз обещал Фрейду не забывать об одной вещи и никогда не устану ее повторять.
— Какую?
— Он всегда говорит: «Ищите секс!»
— На улицах Нью-Йорка это несложно, — заметила Анна.
Юнг был вынужден признать, что его либидо никогда не трепетало столь отчаянно, как на этих улицах, застроенных фаллическими монстрами из камня и стали. Может быть, подумал он, не столько жажда славы и денег, сколько сексуальное желание стало двигателем урбанистических метаморфоз?
Они пришли в заведение «У Марселя» и сели за столик в зале, освещенном зажженными свечами. Со смехом, по-французски они заказали хорошее вино, лангустинов и гратен. Между Юнгом и Анной вновь возникло притяжение, и, чтобы придать разговору еще более благоприятное направление, Юнг заговорил о своей будущей книге «Психологические типы».
— Я придумал специальные термины, чтобы мой подход к теме стал яснее, — объяснил он. — Возьмем в качестве примера меня и Фрейда. Я называю Фрейда
Воспользовавшись карандашом и салфеткой, Юнг нарисовал круг, с одной стороны которого написал букву «Ф», а с другой — букву «Ю».
— Между Фрейдом и мной, — он провел пальцем по границе круга, — существует еще двадцать семь промежуточных типов. И любое человеческое существо относится к одному из них.
— А я думала, что в вас прячутся две личности, — произнесла Анна лукаво. И добавила, понизив голос: — Как в дочери Августа Корда.
— Возможно, у меня так называемый