Манолито Очкарик

Мне вот, например, нравится, что меня зовут Очкариком. У нас в школе имени Диего Веласкеса у всех, кто покруче, обязательно есть какое-нибудь прозвище. Пока у меня не было прозвища, меня вечно все доставали. Как привяжется на переменке какая-нибудь наглая рожа, так обязательно начнет обзываться или четырехглазым, или очкариком. Зато с тех пор как я Манолито Очкарик, обзывать меня — пустая трата времени. Вообще-то меня можно было бы еще дразнить головастиком, но пока никто не допер, а уж я подсказывать не собираюсь, фигушки! Такая же история с моим другом Ушаном. Как только у него завелось прозвище, все сразу перестали цепляться к его ушам.

Как-то раз мы с Ушаном здорово подрались по дороге из школы, потому что он сказал, что лучше уж такие уши, как у него, чем очки, как у китайского летчика, а я сказал, что лучше уж очки, как у китайского летчика, чем уши, как жопа у японской макаки. Он как услышал про жопу, сразу полез драться, а чего обижаться на правду? Когда холодно, уши у него становятся такого же цвета, как задницы у обезьян в зоопарке. Это медицинский факт, тут уж ничего не попишешь. Ушанова мама говорит, чтобы он не переживал: когда подрастет, уши сами усохнут, а если не усохнут, хирург подрежет, и все дела.

Мама у Ушана суперская. Она в разводе, и у нее от этого комплекс вины, так что она Ушана даже не шлепает никогда. Боится увеличить травму, от которой его лечит сеньорита Эсперанса, наш школьный психолог. Конечно, моя мама тоже не хочет, чтобы у меня были травмы, только она не в разводе, так что нет-нет да и влепит мне свой фирменный подзатыльник.

Подзатыльник — это такая затрещина, которая тебе достается от мамы или любого другого уполномоченного лица и приходится в область человеческого организма, называемую затылком. Не то чтобы я хвастался, но мама у меня в этом деле спец, каких мало. А вот дед мой вообще против всяких подзатыльников, он и маме всегда говорит: «Доча, хочешь шлепнуть парнишку, так метила бы ниже. А по голове не бей, ему учиться надо».

Дедушка у меня классный, прямо-таки суперклассный, самый суперский на свете. Раньше он жил в деревне, а три года назад перебрался к нам в город. Мама тогда закрыла лоджию алюминиевой перегородкой и поставила диван-кровать, чтобы мы с дедом там спали. Я каждый вечер раздвигаю дедушкин диван. Возиться с диваном — жуткая морока, но я не жалуюсь, потому что дед каждый раз дает мне за это монетку для свиньи. Свинья у меня, конечно, не настоящая, а копилка, так что скоро я жутко разбогатею.

Иногда дед называет меня наследным принцем, потому что когда-нибудь мне достанется все, что он откладывает с пенсии. Мама не любит, когда мы с ним говорим о смерти, а дед всегда отвечает, что жить ему осталось пять лет, так что пока не помрет, будет говорить, о чем вздумается.

Дедушка любит повторять, что хочет умереть до 2000 года, охота была смотреть, что там еще наворотят в новом веке, на его век и одного века хватит. Он уже давно решил умереть в 1999 году и обязательно от простатита, потому что какой смысл столько лет маяться от этой дряни, а потом взять да и помереть от чего-нибудь другого.

Я ему сказал, что лучше пусть он наследство оставит, а сам не умирает, потому что спать в одной комнате с дедом Николасом — это просто супер. Мы каждый вечер засыпаем под радио, а только мама попробует его выключить, как мы тут же — раз! — и просыпаемся. Такие уж мы с дедом. А если дедушка умрет, мне придется спать в одной комнате с Придурком, и это будет полный отстой.

Придурок — это мой младший брат. Больше ни братьев, ни сестер у меня нет. Маме ужасно не нравится, что я зову его Придурком. А что, прозвище как прозвище. На нее не угодишь. И потом, я ведь не нарочно, это у меня случайно вырвалось, не то чтобы я полдня сидел и скрипел мозгами, что бы такое выдумать.

Это получилось прямо сразу, как он родился. Дедушка отвел меня к маме в роддом. Мне было пять лет, это я точно помню, потому что тогда мне только-только купили первые в жизни очки, а наша соседка тетя Луиса все время причитала: «Бедняжка, всего пять годочков, а уже в очках».

Так вот, подхожу я к кроватке и протягиваю руку, чтобы раздвинуть этому типу веки. Это мне Ушан сказал, что если у моего братишки окажутся красные глаза, значит, в него вселился дьявол. Короче, ничего я ему такого не сделал, а чувак ка-ак разревется, и рев-то у него сразу видно, что деланый. Тут все на меня набросились, как будто это в меня вселился дьявол, а я тогда в первый раз и подумал: «Вот придурок!» Так это у меня в голове и засело. Пусть теперь кто-нибудь попробует сказать, что я обзываюсь. Сам виноват, не успел родиться, а от него уже одни напряги. Самое подходящее для него прозвище.