Мансарда на углу Бейкер-стрит

Возни с отъездом у нас было много. Как ты помнишь, отца уже года два, после того как он побывал в Лондоне на международном симпозиуме по охране заповедников и природных парков и выступил там с большим успехом, рассказав, как он управляется со своим заповедником, неимоверно огромным по европейским масштабам, постоянно звали в Лондон поработать в научно-исследовательских центрах, выступить с докладами и так далее. Его готовы пригласить были вместе с семьей, то есть с мамой, со мной и с Ванькой, и вот, когда приглашения прибыли и все документы были оформлены, мы решили, что отбудем в Лондон с началом весенних каникул, и еще кусочек от каникул прихватим, потому что дорога нам предстояла довольно трудная. Дело в том, что мы везли с собой жуткое количество «образцов» — канистры и такие штуковины вроде наглухо закрывающихся аквариумов с нашей родниковой и озерной водой. Они нужны были для испытаний, как в этой воде будут чувствовать себя разные животные, особенно мелкие, из тех, что воду чистят, и еще с нами ехали пара выдр и пара бобров, а им, сама понимаешь, периодически нужно в воду мокаться, причем хлорированная вода из-под крана им не подходит, им родная вода нужна. С этим у нас вообще была такая куча хлопот, что отец за голову хватался, потому что для перевозки диких животных и биологических препаратов (а «живая», с микроорганизмами, вода из озер, на которых расположен наш заповедник — это, сама понимаешь, биологический препарат, никуда не денешься) нужны тысячи согласований и разрешений от таможен, эпидемиологических служб и многих других организаций и той страны, откуда все это вывозишь, и той страны, в которую все это ввозишь. В конце концов, все это утряслось, но тут возник вопрос, как же нам путешествовать. На самолете выходило не очень-то сподручно. Во-первых, с нас взяли бы такую доплату за лишний вес, что никакой университет и никакая лаборатория нам бы ее не компенсировали, и, во-вторых, сама погрузка в самолет была бы очень сложной. Стали думать насчет поезда. Есть поезд, который идет через половину Европы, из Москвы через Германию чешет, доходит до Бельгии, и в Брюсселе этот поезд разделяют. Часть вагонов так и катит дальше до Парижа, а часть вагонов прицепляют к поезду на Лондон, этот поезд доходит до самого берега (кажется, до Остзее), а там его загоняют на паром, переправляют в Дувр через Ла-Манш, и от Дувра он уже спокойно идет до Лондона. Но тут отца стали пугать, что и в Белоруссии, и в Польше, и в Германии, и в Бельгии могут потребовать разрешительные документы на транзит через эти страны «биологических образцов». А выезжать в Москву и бегать по посольствам еще трех или четырех стран, за всеми этими разрешениями и за транзитными визами — от этого свихнуться можно было бы! В итоге решили ехать на теплоходе. Есть такой рейс, который идет через Балтийское и Северное моря с остановками, как сказали отцу, в Стокгольме, Гданьске и Гамбурге, и в конце концов приходит в Лондон. Иногда пункты остановок меняются, от рейса к рейсу, но нас это волновать не должно, потому что, если мы не будем сходить на берег, нам не нужны ни транзитные визы, ни дополнительные разрешающие документы на весь наш «биологический» груз.

Отец заранее связался с Санкт-Петербургом, заказал билеты на самый удобный рейс, а до Санкт-Петербурга мы доехали на большом фургоне — как раз один местный наш «новый русский», с которым у отца очень хорошие отношения, отправлял фургон в Санкт-Петербург, то ли за мебелью, то ли за чем-то еще, и, поскольку туда фургон шел пустым, он не только с удовольствием загрузил все хозяйство отца, но и велел шоферу всячески помогать нам, вплоть до нашей погрузки на теплоход.

Итак, приехали мы в Санкт-Петербург, оформили всю погрузку, разместили в багажном отсеке все наши емкости с водой, бобров и выдр — там оказались такие отделения, в которых перевозят крупных собак и других животных, неподходящих для содержания в каютах вместе с хозяевами. Капитан рассказал, что в последнее время лошадей довольно много перевозят, потому что в Европе, в Германии особенно, увлечение лошадьми идет по нарастающей, а некоторые наши породы очень ценятся. С год назад они перевозили жеребца, суперпородистого ахалтекинца, насколько я помню, который был застрахован в миллион долларов! Ох, и тряслись они над ним!