Мантикора

Что, несмотря на все мои успехи, фактически и случилось, а широкомасштабные алкогольные эксперименты имели целью, главным образом, пресечь любые вторжения нежелательной правды в мою иллюзию.

Но в каком направлении я двигаюсь? К чему подводила меня доктор Иоганна? Подозреваю, что к новому принципу веры, который не приходил в голову Парджеттеру и может быть назван esse in anima;[99] я начинаю признавать объективность существующего мира, но знаю в то же время, что раз я такой, какой есть, то, с одной стороны, я воспринимаю мир глазами того человека, каким являюсь, а с другой, — проецирую в этот мир существенную часть того, кто я и что я. Если я это знаю, то в моих силах не поддаваться самым глупым иллюзиям. Абсолютная природа вещей не зависит от моих чувств (а больше воспринимать мир мне нечем), и то, что я воспринимаю, есть образ в моей собственной душе.

Хорошо, просто здорово. Это не слишком трудно сформулировать и принять разумом. Но знать это, привносить это в повседневную жизнь — вот в чем проблема. И это было бы истинным смирением, а не той напускной скромностью, которую обычно выдают за смирение. Несомненно, в этом-то и заключается сюрприз, который доктор Иоганна планирует преподнести мне, когда мы продолжим наши сеансы после Рождества.

Но на Рождество я должен уехать. Иначе Нетти достанет меня… А что если поехать в Санкт-Галлен?[100] Это недалеко, можно взять лыжи напрокат. Говорят, там есть на что посмотреть и кроме пейзажа.

19 дек., пт.: Приехал в Санкт-Галлен вскоре после полудня. Городок больше, чем я ожидал, тысяч семьдесят, размер Питтстауна, но так и пропах значительностью. Говорят, это самый высокий (над уровнем моря) город Европы, и воздух здесь разреженный и чистый. Остановился в хорошем отеле (называется «Валгалла» — к чему бы это?[101]) и пошел пройтись, сориентироваться. Снега мало, но все очень здорово украшено к Рождеству. Совсем не в нашем бордельном сев.-ам. стиле. Нашел площадь Клостерхоф, повосхищался ею, но собор оставил на завтра. Пообедал в очень хорошем ресторане («Метрополь»), а оттуда в Stadtheater.[102] Он был перестроен в этом бруталистско-модернистском стиле,[103] здесь все — грубый цемент и вкривь и вкось, ни одного прямого угла или закругленной линии, а потому обстановка для легаровского «Паганини»[104] довольно странная. Музыка — изящно венская. Как всегда проста, звучна и сильна любовь в этих опереттах! Если я правильно понял, Наполеон не отдал Пагу одну из своих графинь, потому что тот не был благородного происхождения. Когда-то я не получил девушку, которую любил, потому что не был евреем. Но Паг произвел много красноречивого шума по этому поводу, тогда как я просто стушевался. Любил ли я Джуди? Или я любил в ней частичку самого себя, как считает доктор Иоганна? Имеет ли это теперь какое-нибудь значение? Да, имеет, для меня.

20 дек., сб.: Всегда был методичным экскурсантом, и на этот раз в 9:30 отправился в собор. Знал, что барокко, но не был готов к такой барочности. От исполинского масштаба духовных излишеств захватывает дух (тавтология), и никакого тебе хаоса или мишуры. Специально не взял никаких путеводителей — хотел получить свежее впечатление, а потом уже разбираться с деталями.

Затем близлежащая библиотека аббатства — раскрыв рот разглядывал какие-то очень странные старинные картины и чудеса их барочной залы. Пальто не снимал, потому что отопления в нормальном смысле слова там не было. Женщина, которая продает билеты, требует, чтобы я надел огромные фетровые бахилы, дабы не испортить паркет. Отличная библиотека для любителя достопримечательностей, но в соседней комнате расположились двое или трое человек, по виду священники, они читают и пишут, значит, сюда ходят не только смотреть на архитектурные красоты. С благоговейным трепетом глазею на какие-то великолепные рукописи, включая покрытые пылью веков Nibelungenlied и Parsifal,[105] и недоумеваю: что здесь может делать неряшливая старая мумия с зубами вроде даже собственными. Наверное, в прежние времена, до эпохи специализации, библиотеки по совместительству служили кунсткамерами. Помедлил над изображением головы Христа, выполненным исключительно каллиграфией. Датировано «nach 1650».[106] Какой-то прилежный каллиграф умудрился воспроизвести историю страстей Господних с таким множеством выразительных загогулин и причудливых завитков, что в итоге вышел памятник благочестивой оригинальности, если не сказать произведение искусства.

Наконец холод становится невыносимым, и я спасаюсь бегством на улицу, где светит солнышко. Ищу книжную лавочку, где можно купить путеводитель и, таким образом, стать серьезным туристом. Нахожу превосходную лавочку, беру что мне нужно, шарю глазами по полкам, и тут мой взгляд привлекают две фигуры: мужчина в большой шубе, под которой явно костюм из плотного твида ручной работы, громко разговаривает с женщиной в изящной дорогой одежде, но видом более всего напоминающей мне сказочную великаншу-людоедку.