Мантисса

— Это не только справедливо, но невероятно снисходительно при данных обстоятельствах. А теперь — хватит спорить. — Она поворачивается, чтобы взять лиру, потом слегка расправляет плечи. — Можете начать с того, чтобы опуститься на колени. Мы можем опустить целование следов моих ног — ведь я спешу. В вашем распоряжении десять предложений. Не более, но и не менее. А потом — прочь!

Твердой рукой удерживая импровизированный передник на месте, он довольно неуклюже опускается на колени, попирая ими бледно-розовый ковер.

— Всего лишь десять?

— Вы меня слышали.

Она смотрит в дальний угол палаты; ждет. Он прочищает горло.

— Вы всегда были для меня самой совершенной из женщин.

Она поднимает лиру, щиплет струну:

— Осталось девять. Тошнотворная банальность.

— Несмотря на то, что я никогда не мог вас понять.

Она снова щиплет струну:

— Это верно. Можно было бы и повторить.

— До конца.

— Семь.

— Это же не предложение. Там нет сказуемого.

— Семь!

Он вглядывается в строгий профиль:

— Ваши глаза — словно косточки локвы[25], амфисские оливки, черные трюфели, мускатный виноград, хиосский инжир… они не отрываются…

— Шесть.

— Я же не закончил!

Она фыркает:

— Нечего было делать из этого целое меню.

— Никто никогда всерьез не занимал мои мысли, кроме вас.

— Врун паршивый. Пять.

— Прекрасно понимаю, почему вы сводите всех мужчин с ума.

— Четыре. И женщин тоже.

Он замолкает, вглядываясь в ее лицо:

— Честно?

Она бросает быстрый взгляд вниз, на него:

— Не пытайтесь меня отвлечь.

— Я и не пытаюсь. Просто интересно.

Она говорит, обращаясь к стене:

— Если хотите знать, та старая горбатая калоша с Лесбоса так и не оправилась после того, как увидела меня раздевающейся перед утренним купанием.

— И это все, что было?

— Конечно, это все, что было.

— А я-то думал…

Она бросает на него нетерпеливый взгляд:

— Послушайте! Один из пятидесяти тысяч фактов, которые вам так и не удалось осознать, — это что я не вчера на свет родилась. — Она отводит глаза. — Конечно, она пыталась… все эти ее лесбийские штучки… Хотела сфотографировать меня в бикини и всякое такое.

— Сфотографировать вас в…?!

Она пожимает плечами, трясет головой:

— Ну, как там это тогда называлось. Скульптуру с меня сделать, или что… Не могу же я мельчайшие детали помнить. Ну же, ради всего святого, давайте кончать. Три предложения у вас еще осталось.

— Четыре.

Она сердито отдувается:

— Ну ладно. Четыре. И лучше бы они были удачнее, чем предыдущие.

— То, как вы появляетесь, как исчезаете…

Она дважды щиплет струны лиры.

— Осталось два.

— Но это же смешно! Там совершенно явственно была запятая!

— По тому, как вы это сказали, не было.

— Просто я сделал паузу. Для риторического эффекта. Эти два понятия тесно связаны. Появление. Исчезновение. Любому ясно. — Она предостерегающе устремляет вниз взгляд. Он медленно произносит: — Вы ведь и на самом деле самое эротичное существо во вселенной, понимаете вы это?

Она смотрит в сторону:

— Теперь определенно два.

— Я тоже умею играть по правилам, как видите.

— Одно.

Она стоит в позе, намекающей, что она обладает неким высшим внутренним знанием, и видом своим не так уж отдаленно напоминает знаменитую мраморную голову с Киклад[26], что совершенно непереносимо. Он набирает в легкие побольше воздуха.