– Это не только справедливо, но невероятно снисходительно при данных обстоятельствах. А теперь – хватит спорить. – Она поворачивается, чтобы взять лиру, потом слегка расправляет плечи. – Можете начать с того, чтобы опуститься на колени. Мы можем опустить целование следов моих ног – ведь я спешу. В вашем распоряжении десять предложений. Не более, но и не менее. А потом – прочь!
Твердой рукой удерживая импровизированный передник на месте, он довольно неуклюже опускается на колени, попирая ими бледно-розовый ковер.
– Всего лишь десять?
– Вы меня слышали.
Она смотрит в дальний угол палаты; ждет. Он прочищает горло.
– Вы всегда были для меня самой совершенной из женщин.
Она поднимает лиру, щиплет струну:
– Осталось девять. Тошнотворная банальность.
– Несмотря на то, что я никогда не мог вас понять.
Она снова щиплет струну:
– Это верно. Можно было бы и повторить.
– До конца.
– Семь.
– Это же не предложение. Там нет сказуемого.
– Семь!
Он вглядывается в строгий профиль:
– Ваши глаза – словно косточки локвы25, амфисские оливки, черные трюфели, мускатный виноград, хиосский инжир… они не отрываются…
– Шесть.
– Я же не закончил!
Она фыркает:
– Нечего было делать из этого целое меню.
– Никто никогда всерьез не занимал мои мысли, кроме вас.
– Врун паршивый. Пять.
– Прекрасно понимаю, почему вы сводите всех мужчин с ума.
– Четыре. И женщин тоже.
Он замолкает, вглядываясь в ее лицо:
– Честно?
Она бросает быстрый взгляд вниз, на него:
– Не пытайтесь меня отвлечь.
– Я и не пытаюсь. Просто интересно.
Она говорит, обращаясь к стене:
– Если хотите знать, та старая горбатая калоша с Лесбоса так и не оправилась после того, как увидела меня раздевающейся перед утренним купанием.
– И это все, что было?
– Конечно, это все, что было.
– А я-то думал…
Она бросает на него нетерпеливый взгляд:
– Послушайте! Один из пятидесяти тысяч фактов, которые вам так и не удалось осознать, – это что я не вчера на свет родилась. – Она отводит глаза. – Конечно, она пыталась… все эти ее лесбийские штучки… Хотела сфотографировать меня в бикини и всякое такое.
– Сфотографировать вас в…?!
Она пожимает плечами, трясет головой:
– Ну, как там это тогда называлось. Скульптуру с меня сделать, или что… Не могу же я мельчайшие детали помнить. Ну же, ради всего святого, давайте кончать. Три предложения у вас еще осталось.
– Четыре.
Она сердито отдувается:
– Ну ладно. Четыре. И лучше бы они были удачнее, чем предыдущие.
– То, как вы появляетесь, как исчезаете…
Она дважды щиплет струны лиры.
– Осталось два.
– Но это же смешно! Там совершенно явственно была запятая!
– По тому, как вы это сказали, не было.
– Просто я сделал паузу. Для риторического эффекта. Эти два понятия тесно связаны. Появление. Исчезновение. Любому ясно. – Она предостерегающе устремляет вниз взгляд. Он медленно произносит: – Вы ведь и на самом деле самое эротичное существо во вселенной, понимаете вы это?
Она смотрит в сторону:
– Теперь определенно два.
– Я тоже умею играть по правилам, как видите.
– Одно.
Она стоит в позе, намекающей, что она обладает неким высшим внутренним знанием, и видом своим не так уж отдаленно напоминает знаменитую мраморную голову с Киклад26, что совершенно непереносимо. Он набирает в легкие побольше воздуха.