Ману(СИ)

- Сейчас с тобой будет говорить Йама, - последнее, что было сказано ласковым голосом.

Коса красавицы вмиг распустилась, превращаясь в тонких извивающихся змей. Зашипели своими зубастыми ртами и браслеты на ее руках и ногах. Кольца и перстни превратились в маленькие человеческие черепки, из головы с треском костей медленно вырастали длинные острые рога, из-за спины возникла еще пара рук, обвитых черными удавами. От существа пошел неприятный тошнотворный запах разложения, и по коже стала растекаться зеленоватая слизь. На глазах оно выросло в два раза и истошно зарычало, с грохотом топнув ногой так, что задрожали стены.

Ману пришлось задержать дыхание и закрыть уши руками. Невыносимый смрад, казалось, проникал сквозь всё его тело. И от этого было невозможно убежать. А стоящий в каменной камере гул коварно пробирался в самое сердце.

- ТЫ! - громоподобно заревел Йама. - МЕЛКОЕ СУЩЕСТВО! ПОСМЕЛ ПОКУСИТЬСЯ НА СВЯТЫНЮ!

Ману с трудом разбирал его слова. Настолько громко они звучали, что долбили по барабанным перепонкам пульсирующей болью. А всё здание сотрясалось от оглушительного баса.

- НЕ ПОЛУЧИШЬ ТЫ ПРАВА НА ПЕРЕРОЖДЕНИЕ ДО ТЕХ ПОР, ПОКА НЕ ОТПЛАТИШЬ ЗА КАЖДУЮ ЗАГУБЛЕННУЮ ЖИЗНЬ! БУДЕШЬ СЛУЖИТЬ МНЕ ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТЬ РАЗ! ПОСЛЕДНИМ ТРИДЦАТЫМ ВЫКУПИШЬ СВОЮ ДУШУ И ТОЛЬКО ТОГДА ОТПРАВИШЬСЯ К СВЕТУ!

Ману не мог даже дышать, не то, чтобы что-то возразить. Он лишь хотел, чтобы этот грохот прекратился.

- ДА РАЗВЕРЗНУТСЯ НЕБЕСА, ДА РАСКРОЮТСЯ ВРАТА, ДА ПРИБУДУТ ПОСЛЫ МОИ! - прорычал Йама, и храм стало трясти еще сильнее.

Ману уже не мог устоять на ногах, едва держа равновесие и пошатываясь. По всему его телу прокатывалась волна невыносимой боли, но он не мог вымолвить ни слова, хотя в сердцах кричал во все горло.

Откуда-то из темноты стали медленно вырастать две четырехглазые огромные собаки с черной взлохмаченной шерстью и кровавым оскалом. Они рычали, устремляя свои устрашающие взоры в сторону Ману. Их глаза горели красным огнем, мускулистые тела играли мышцами, а толстые острые когти впивались в камень.

- ВОТ ТВОЕ НАКАЗАНИЕ! - властно заявил Йама, снова топнув ногой. - ЗОЛОТО, ПРИНАДЛЕЖАВШЕЕ МНЕ, РАСТАЩАТ АЛЧНЫЕ РУКИ, И РАСПРОСТРАНИТСЯ ОНО ПО ВСЕМУ МИРУ! БУДЕШЬ ПО КУСКАМ ЕГО СОБИРАТЬ И ВОЗВРАЩАТЬ МНЕ! В ЧЕСТЬ ВЕЛИКОГО КУМБХА-МЕЛА БУДЕШЬ ОТПРАВЛЯТЬСЯ В МИР ЛЮДЕЙ КАЖДЫЕ ДВЕНАДЦАТЬ ЛЕТ РОВНО НА СОРОК ПЯТЬ ДНЕЙ, ПОКА ДЛИТСЯ ПАЛОМНИЧЕСТВО! НЕ ВЫПОЛНИШЬ ПОРУЧЕНИЯ, НАВСЕГДА ОСТАНЕШЬСЯ ЗДЕСЬ! ВЕЧНО СТАНЕШЬ СЛУЖИТЬ МНЕ!

Йама снова зарычал во все горло так, что в стенах появились трещины, а пол буквально ушел из-под ног, и Ману не устоял. Он упал на спину и почувствовал, как проваливается в какую-то пропасть. Хотя он так и лежал на полу, а ощущения сопровождались исчезновением бога смерти.

Когда всё стихло, Ману, наконец, задышал. Но он не мог пошевелиться, потому что каждая кость ныла от нестерпимой боли. Он даже не знал, как долго это продолжалось, а потом появилась Мохини. Она терпеливо дождалась, пока грешник восстановит силы и поднимется, и изрекла:

- Тебя ждут тяжелые времена.

Едва она вымолвила это, как из темноты выскочили те самые рычащие собаки и накинулись на Ману.

Ману получил вечную жизнь, полную непроглядной тьмы и мучений, будучи заточенным в этом каменном склепе. Он не знал отсчета времени, потому что не видел света, кроме того, что излучала Мохини.

Чудовищные послы Йамы появлялись регулярно. Своими мощными титаническими зубами и когтями они рвали его плоть, умывались кровью и снова скрывались во тьме. И чем громче он кричал, тем яростнее были их удары. Но молча выдерживать эту адскую боль у Ману не было сил.

Время словно остановилось. Едва раны заживали, послы приходили вновь. И, казалось, что это продолжается вечно.

Вскоре Ману стал слышать крики других грешных душ. Спустя ещё какое-то время его начали преследовать крики убитых им англичан. Но самым тяжелым были вспышки воспоминаний погребального костра родителей, врезавшиеся в его память. Ману стал понимать, что подразумевала Мохини. Не способный больше выносить таких мук, он действительно пожалел о содеянном.

Глядя на свои отрастающие волосы, бороду, лохмотья, в которые превращалась одежда, он лишь мог предполагать, что шли годы. Долгие годы в плену собственных грехов и нескончаемых наказаний.

И вот однажды, когда он уже ждал, что вот-вот придут послы, его тело сковало одной цепкой судорогой так, что даже мелкие сосуды выступили из-под кожи, а большие вены вздулись огромными волдырями.

- Что это? - едва вымолвил он.

- Твой первый переход в мир людей, - возгласила Мохини.

Внезапная легкость накрыла тело Ману. Он посмотрел на свои руки и пришел в ужас. Они стали превращаться в песок. Сначала рассыпались пальцы, затем кисти, и вот не стало локтей. Ману выпрямился и посмотрел перед собой. Впервые он не замечал боли, потому что она была не настолько яркой, как та, что доставляли послы.

1667 год. Внезапный порывистый вихрь пыли и листьев закружил в воздухе, сгущаясь в однородную темную массу, и в считанные секунды превратившись в мужской силуэт.