Мануэла

Внезапно Коррадо понял, что слишком погрузился в свои мысли, тогда как Мерседес терпеливо ждет продолжения его исповеди. Эта исповедь была куда труднее для него и ответственнее, чем предыдущая, — перед святым отцом. Церковь никогда не играла в жизни Коррадо большой роли, а вот Мерседес была для него такой важной составляющей, что, случись с ней беда, и вся его жизнь рассыпется в прах.

— Человек, который лежал на берегу, был мой брат, — Коррадо закончил рассказ, но не торопился взглянуть в глаза Мерседес. — То ранение сделало его на всю жизнь калекой, а недавно я узнал, что он умер, — сказал Коррадо. — После брата осталось двое маленьких детей.

— И ты мог скрывать от меня это столько лет? — спросила Мерседес. — Я всегда считала, что у нас с тобой нет тайн друг от друга.

— Да, — кивнул Коррадо, не пытаясь даже что-то придумать в оправдание. — Я хранил в себе эту тайну, потому что боялся открыть ее тебе. Я боялся потерять тебя. Потом у нас родилась Мануэла, и я стал бояться вдвойне. Так что не думай, будто это было легко, хранить от тебя тайну. Я всячески старался забыть прошлое, но порой мне хотелось кричать о нем тебе, чтобы ты тоже знала, как моя жизнь омрачена этой трагедией, но что-то заставляло меня молчать.

И вновь в комнате повисла тяжелая, гнетущая тишина. Мерседес не торопилась говорить что-то мужу, а Коррадо молча ждал ее суда. Мерседес медленно поднялась, сделала несколько шагов по комнате, повернулась к мужу спиной. Ей тяжело было говорить.

— Я не могу поверить, что ты столько лет таил от меня эту историю. Я только сейчас поняла, что ничего не знаю про твою жизнь до нашей встречи. Будто ты родился в тот день, когда мы познакомились с тобой.

— Но она, настоящая, действительно началось в тот день, когда мы познакомились, — убежденно сказал Коррадо.

Он сейчас смотрел на жену таким взглядом, какой бывает у преданной собаки, которая совершила проступок и осознает это.

— Я не осуждаю тебя, — повернулась Мерседес к мужу, — но я не смогу жить с тобой дальше, делая вид, будто ничего не произошло. — Она начала массировать кончиками пальцев виски, словно пыталась освободиться от головной боли. — Я не смогу не думать о том, что все эти годы не подозревала о многих твоих мыслях, твоих страхах, о твоих воспоминаниях, угрызениях совести. Я не понимаю, Коррадо, почему ты не доверял мне все это время? — почти крикнула она.

Как всякой любящей женщине, ей казался диким тот факт, что у ее мужа могла быть другая женщина, которую тот любил до нее. Умом она могла это понять, а сердцем, своей любовью к нему — нет. Никогда она не знала ревности, веря твердо во взаимное чувство Коррадо. А теперь она не была уверена в нем.

Если бы Коррадо рассказал ей обо всем тогда, когда они встретили друг друга и полюбили, у Мерседес не возникло бы сомнений. Но то, что Коррадо молчал об этом столько лет, сыграло ту же роль, что и платок в трагедии Шекспира. Не будь у них дочери, возможно, это был бы конец их семейной жизни. Но мысль о дочери, о ее будущем отрезвляла Мерседес.

— Потому что не хотел делать тебе больно! — Коррадо видел, как он ошибся. Больно Мерседес было именно сейчас. Ведь она тоже любила его, и обида, нанесенная недоверием к ней, заставляла ее страдать как никогда. — Потому что надеялся, — продолжал оправдываться Коррадо, — что молчание поможет мне стереть память о прошлом, которое давным-давно превратилось в тень.

— Она никогда не была тенью, — не согласилась с ним Мерседес. — Ты постоянно получал письма с Сицилии, — Мерседес закусила губу, чтобы не расплакаться. — А может быть, все письма были об этой женщине. — «Господи, — подумала вдруг Мерседес, — а вдруг это правда? А вдруг эти письма действительно от той женщины? Ведь она никогда не читала этих писем, доверяя ему».

— Только не от нее! — замахал руками Коррадо. — Верь мне, Мерседес, от нее я никогда ничего не получал. Я так и не узнал, что сталось с нею. Память об этой женщине действительно превратилась в тень. В бледную тень, которая постепенно стирается в моей памяти. — Коррадо со страхом понимал, что сейчас, на его глазах, Мерседес отдаляется от него, между ними возникает пропасть, которая становится все глубже и глубже. — Клянусь тебе, клянусь, Мерседес! Ты должна мне верить! Я признался тебе в вещах, которые таил в самых отдаленных уголках своей души. — Коррадо опустился перед женой на колени. — Я пытаюсь излечиться от того, с чем не мог справиться ранее, когда Должен был это сделать. — Но Мерседес молчала и ее молчание пугало Коррадо все больше. — Могу поклясться тебе, что женщина, с которой произошла эта глупая и трагическая авантюра, умерла для меня давно. Я даже не могу вспомнить ее лица.