Манускрипт египетского мага

— Я счастлив, безмерно счастлив, пройдемте в гостиную. — и Иван Александрович провел его в небольшую гостиную, обитую зеленым штофом, обставленную изящной мебелью, но плотно зашторенную так, что солнечный свет едва проникал в нее. В комнате царила полутьма и чувствовался слабый запах лекарств. Иван Александрович хлопотал вокруг протестующего Ника, усаживал его поудобнее, сам располагался так, чтобы было удобно разговаривать, звал Данилу, приказывал ему принести легкое вино, печенье и шоколад, словом был рачительным и гостеприимным хозяином.

Ник рассказал Ивану Александровичу очень осторожно, в общих чертах, о том, что произошло ночью в доме. Но тот отнесся к этому равнодушно.

— Да я никого не знаю из артистического мира, — сказал он. — Так сложилось, что с самого раннего детства я жил в Европе, вначале в пансионах, потом учился в Сорбонне. Мое увлечение с детства лингвистикой сделало меня отчасти нелюдимым. И так продолжалось, пока я не уехал в Индостан. Из затворника я превратился почти что в искателя приключений. В Тифлис я наезжал редко и это меня мучило. Матушка была все время одна после смерти моего отчима.

— Вашего отчима? — переспросил Ник.

— Да, князь Аргутинский, усыновивший меня после гибели отца, а это произошло когда мне не было и пяти лет, скончался рано. Детей у него не было. Я единственный наследник.

— Но вы носите другую фамилию, — осторожно заметил Ник.

— Да, это имя моего настоящего отца, которого я не знал. Матушка и отчим считали, что в Европе мне будет так удобнее. Так и осталось. Но в Тифлисе меня знают по имени отчима. Здесь я князь Аргутинский.

— А при каких обстоятельствах погиб ваш батюшка, — продолжал спрашивать Ник, — простите меня, если мой вопрос причиняет вам боль.

— Это было так давно и я был так мал. Дома я мало бывал, разговоров об этом не велось. Я не знаю подробностей, но известно, что произошла катастрофа в Швейцарских Альпах, дорожный экипаж сорвался в пропасть. Отцу приходилось много ездить, он выполнял какую-то дипломатическую миссию. Вместе с отцом погиб и мой старший брат, — добавил он. — Он был всего лишь на год старше меня. Для матушки, видимо, это была ужасная трагедия. И только участие друга моего отца, впоследствие моего отчима, дало ей силы жить. Но в доме не сохранилось никаких дагерротипов, фотографий, хотя известно, что отец очень увлекался этими новшествами. Видимо, маме было тяжело смотреть на них.

С этими словами Иван Александрович начал разливать в высокие бокалы баккара розовое вино. Ему явно не хотелось продолжать эту печальную и тяготившую его тему и он перевел разговор на впечатления Ника об Индостане. Тут он сразу оживился, повеселел. Ник заметил, что со вчерашнего дня здоровье Ивана Александровича явно пошло на поправку. В рассказе Ивана Александровича он заметил только один момент, настороживший его. Обычно люди стараются хранить все, что касается ушедших из жизни близких людей, да еще так трагически. Но, возможно, это был способ дать забыться несчастной женщине, трагически потерявшей мужа и сына. Больше он решил не касаться этой темы в разговоре с Иваном Александровичем, чтобы его настойчивость не насторожила того.

Беседа об Индостане явно доставляла обоим собеседникам большое удовольствие. Иван Александрович, по его словам, провел много времени во владениях Раджи Багхотского, чьим гостеприимством пользовался и Ник. Оба они, но только в разное время, побывали и в ашрамах Мадраса. Посчастливилось им обоим побывать и в священном Золотом храме сикхов. Иван Александрович объяснил Нику, что название города Амритсар, где находится Золотой храм, происходит от санскритских слов: А — частица отрицания, мрит — смерть и сар — источник, в целом «источник бессмертия». Имя это дано сначала не городу, а талао, или озеру, посреди хрустальных вод которого, как бы вечно любуясь собственным отражением, возвышается Золотой Храм, выстроенный Рам-Дассом, четвертым гуру или царем-учителем сикхов в 1581 году. Начиная от Нанака, основателя сикхизма, таких царей-гуру (Раджа-гуру) у них было десять. Секта, основанная учителем при помощи полудюжины учеников-апостолов в XVI столетии, окрепла и разрослась. В XIX — ом веке она явилась англичанам разбросанною от Делльи до Пешавера и от песчаных пустынь Синда до Каракорумских гор.

Ник все это знал, но он хотел дать собеседнику выговориться, чтобы понять, тот ли это человек, за которого он себя выдает. Пока он не мог придраться ни к чему, знание тонкостей жизни Индостана, санскрит, все соответствовало образу ученого. Но, с другой стороны, и Ник выдавая себя за ученого, занимался совсем другими делами. Раздумья Ника были прерваны словами Ивана Александровича.

— Вы знаете, Николай Александрович, сегодня наступил перелом в моем самочувствии. Мне гораздо лучше, я возвращаюсь к жизни.

— А галлюцинации? Они оставили вас? — спросил Ник, не уточняя о чем идет речь.

— Абсолютно, — услышал он уверенный ответ. — Явно, мне полегчало.