Манускрипт с улицы Русской

Ибрагим восседал на краю бассейна, опершиеь локтем о подушку. Он силился придать своему лицу выражение высокомерия и властности, во бледность вперемешку с красными прожилками делала его ничтожным и жалким.

Возле султана стоял в задумчивости великий визирь.

Ислам-Гирей, войдя, упал на колени перед своим повелителем, и тогда султан приободрился.

— Ну, Ислам, я назначаю тебя ханом. Погляжу, какой ты есть. Ты должен быть другом моего друга и врагом моего врага... Верно ли, скажи, что Мухаммед готовил заговор?

Ислам-Гирей взглянул на великого визиря. Аззему-паше известно, кто посылал бунтарские письма в Крым. Он сейчас может напомнить об этом. Но отступать нельзя.

— Не смею отрицать того, что является правдой, — ответил он. — Правда — выше моей любви к брату.

Глаза Аззема-паши насмешливо блеснули и тут же погасли.

— Введи Мухаммеда, — произнес Ибрагим.

Ислам порывисто повернул голову в сторону двери. Он не ожидал встретить тут брата. Значит — еще не победа. Молчаливый Аззем-паша устроит сейчас допрос Гиреям.

— Видишь, Мухаммед, — так же деловито неторопливым и наставительным тоном продолжал Ибрагим. — Ты не хотел быть моим другом, поэтому поедешь сегодня на Родос, и скажи спасибо, что я дарю тебе жизнь. Но оттуда ты уже не вернешься. Что хочешь сказать?

— Хочу лишь припасть к ногам твоим, султан. И ничего больше. А брату, с твоего высокого позволения, хочу напомнить пословицу: «Когда роешь яму, рой ее по своему росту».

Великий визирь молчал. У Ислама отлегло от сердца, он сказал:

— Негоже разговаривать подданным в присутствии повелителя, но когда наместник аллаха разрешает нам, ничтожным, отверзти уста, то скажу тебе, брат: яму по своему росту вырыл ты. Мне же должен быть благодарен. Ведь только три Мухаммеда правили Крымом, ты — четвертый. Все они умерли раньше своего смертного часа, и все похоронены в Эски-юрте на окраине Бахчисарая. Ты же на Родосе будешь жить до глубокой старости и окончишь свой путь в мире и покое.

— Но меня заменил ты, — ответил Мухаммед. — Так откуда у тебя такая уверенность, что вместо меня не успокоишься в усыпальнице моих тезок ты?

Ибрагим махнул рукой, Мухаммеда вывели. Потом смерил взглядом Ислама, и снова трусливая бледность появилась на его худом лице. Он боялся этого человека, который стоял перед ним в сдержанной покорности и не улыбался льстиво, слушая его. Но отменить свое решение он был не в силах. Великий визирь молчал, Нур Али почему-то не пришел, Замбул же, очевидно, подслушивает за дверью.

— Ислам, сколько тебе лет и как ты садишься на коня? — спросил султан после паузы.

— Мне сорок лет, султан, а садиться на коня я только начинаю, — ответил Ислам, и у великого визиря сошлись на переносице кустистые брови: Аззем-паша не ждал от него таких отточенных дерзких слов.

— Ну, иди, — промолвил тихо султан и добавил, как что-то ненужное, второстепенное: — И служи мне правдой.

Ислам-Гирей поклонился, подошел к Ибрагиму, поцеловал полу его кафтана и направился к выходу. Слуги надели на него соболью шубу, покрытую парчой, опоясали саблей, украшенной драгоценными камнями.

Нового крымского хана сопровождал Аззем-паша. Ислам ждал от него наставлений, но великий визирь и теперь не проронил ни единого слова. Тогда хан сам остановился и сказал, глядя старику в глаза:

— Великий визирь, я прошу, чтобы Порта не мешала мне распоряжаться судьбой Крыма.

Аззем-паша выдержал пристальный взгляд Ислам-Гирея и впервые за нынешний день произнес:

— Ты сел на коня в хорошее время, иди, я не успею помешать тебе.

И снова встретились с глазу на глаз — властелин и мудрец.

— Ты сказал тогда, Омар, что каждый раз силой захваченная чужая земля вызывает у нашего народа тревогу. Объясни мне, что ты имеешь в виду?

Великий визирь неспроста припомнил именно эти слова меддаха. Перед его глазами до сих пор стоял образ независимого и гордого Ислам-Гирея, который явно обманывал Ибрагима и вернулся в свой Крым не для развлечений. Война с Крымом неминуема, но кто теперь выйдет победителем, когда тут стал ханом воин и дипломат Гирей, а в Турции на престоле — юродивый султан?

— Это несчастье, визирь, началось с ложного утверждения, будто не может быть разных народов в лоне ислама. Сколько пролилось невинной крови во имя этой догмы, а что получилось? Татары остались татарами, болгары и греки не приняли ислама. Мало того: в борьбе против нашей империи они окрепли духовно, и расплата неминуема. Разве ты не был свидетелем того, как объединились в совместной борьбе против нас русские и украинцы под Азовом? А в чем, собственно, повинен турок? Разве ему лучше живется на свете оттого, что Османы расползлись по всему миру, нужны ли ему Сербия или Египет, чтобы лучше жить? Но отвечать должны...

— Неужели нет никакого выхода?

— Турки начали с завоеваний. Я же думаю, что они прежде всего должны думать о себе и благе своей страны: ибо когда держава стремится развиваться за счет других, происходит обратное: покоренные народы становятся могущественнее, господствующие же вырождаются, живя чужим хлебом, умом и искусством.