Манзовская война. Дальний восток. 1868 г.

Взяв на буксир бот и постовую шлюпку из Стрелка, с 26 солдатами под командованием поручика Каблукова, «Алеут» двинулся к острову. В 9 часов утра поручик высадился на берег во главе 16 солдат, остальные же на шлюпке отправились блокировать западные подступы к Путятину. Разогнав манз, не оказавших сопротивления, десант захватил несколько джонок, из которых три были нагружены припасами. Операция продолжалась около 6 часов, а по её окончании шхуна отбуксировала бот и шлюпку обратно в пролив Стрелок. Однако к ночи на «Алеуте», много маневрировавшем под парами, осталось совсем мало топлива, поэтому перед рассветом Этолин повёл его во Владивосток. Погрузка дров заняла весь день. А в 2 часа ночи 25 апреля, ведя на буксире две шлюпки с солдатами, подошедшие из Раздольного, судно покинуло Золотой Рог и взяло курс на север. Перед полуднем шхуна уже входила в бухту на северо-западном берегу Путятина⁷⁹. Там солдаты высадились и приступили к оборудованию лагеря для ожидавшегося из Посьета отряда Пфингстена. Затем Этолин, навёрстывая упущенное в мирное время, взялся за обучение весьма плохо подготовленных солдат, а заодно и собственной команды, десантированию и рассыпному строю.

Ещё по пути к острову, в проливе Стрелок, лейтенант встретил крейсировавший там бот под командой Старицкого и приказал ему идти в бухту Разбойник, за поручиком Каблуковым, с которым Этолин хотел обсудить план дальнейших действий. Но лишь в седьмом часу вечера бот доставил постового начальника на шхуну. Совещание с её командиром затянулось допоздна. Между тем пролив заволокло густым туманом, и Каблукову пришлось остаться на борту «Алеута» до утра. Ночью гарнизоном поста Стрелок руководил фельдфебель.

В эти-то часы и произошло событие, признаки подготовки которого поручик впервые заметил более двух недель назад. Тогда его обеспокоил слух, будто старшина цымухинских манз Цун-чин сказал, что русских скоро вырежут. Каблуков думал съездить на Цымухэ и проверить источник этого слуха, но, узнав о скором прибытии «Алеута» с припасами остался, чтобы не задерживать шхуну долгим оформлением квитанции на провиант.

Однако она всё не появлялась, и, подождав несколько дней, поручик 19 апреля отправился в не столь уж близкий, пятидесятивёрстный путь. Он успел сделать всего один переход, и устраивался на ночлег, когда его нагнал посланец Этолина, с просьбой срочно прибыть на шхуну. Каблуков поторопился вернуться, причём проезжая через свой пост приказал передать на выделявшийся для крейсерства в проливе бот единственное орудие — горный единорог с двумя зарядными ящиками и часть людей, так как был уверен, что посту непосредственная опасность не угрожает. Лишь 23 апреля сознание уязвимости постовой казармы побудило поручика принять кое-какие меры к усилению её обороны. Он распорядился окопать здание рвом, предохраняющим от поджога, и собирался уже заблиндировать окна железными листами, которые обещал ему дать Этолин, но не успел. К вечеру 25 апреля намеченные работы были далеки от завершения.

Особой тревоги данное обстоятельство Каблукову не внушало. Местный манзовский старшина всячески демонстрировал преданность российским властям, донося о разных второстепенных происшествиях и окрестных золотых приисках. Как выяснилось позднее, при этом он старался выведать силу гарнизона и расположение строений Стрелка и Владивостока. В последнем старшина настолько открыто высматривал и расспрашивал, что обратил на себя внимание солдат, доложивших о подозрительном китайце начальству. Впрочем, от последовавших вопросов о цели его действий хитрец сумел отделаться ничего не значащими фразами.

Вечером 24 апреля в посту Стрелок был пойман хунхуз, пробравшийся к манзам, арестованным на Путятине и содержавшимся на островке Майделя. Один из них и выдал смельчака, объяснив караульным, что хунхузы обычно не носят косы, а коротко обрезают волосы и сворачивают их пучком. На допросе хунхуз уверял, будто занимается ловлей червей (трепангов), а пришёл к местному старшине за будой (просом). Рапортуя о событиях в Стрелке, Каблуков писал: «Нужно заметить, что всякий спрошенный манза, куда и зачем идёт, всегда даёт неизменный ответ, — для ловли червей или капусты туда-то из Хунчуна или Нингуты; если же встречается манза с ружьём, то говорит, что охотится и живёт работником у того-то. Проверить их невозможно, при настоящей замкнутости их положения»⁸⁰. Добавим, что такой порядок вещей сохранялся и в начале XX века. К тому же со временем хунхузы догадались отращивать косу, поэтому отличать разбойников от мирных обывателей стало невозможно. Местное же население, особенно китайское, отчасти из солидарности с хунхузами, отчасти из страха перед их местью никакого содействия российским властям не оказывало.