Мао: Душевная повесть

Утром те солдаты, что носили на ремнях ножи, стали орать: «Подъем!» Мы встали, оделись, сходили в сортир и вылезли наружу. Было зябко, но оставаться в казарме мы побаивались, солдаты все были очень злые. Мы сели на лавочки, специально, чтоб удобно было курить, квадратиком вкопанные, стали курить и разговаривать. Сигарет на всех не хватило, но в середине квадратика была ямка, тоже специальная, для окурков. Но вот крыши над ямкой не было, а ночью шел дождь, все окурки отсырели. В армии все так — продумано, но только до половины. Это как портянки, такие тряпки на ноги вместо носков. Вроде бы удобно, на изнанку не выворачиваются, теплее, не рвется. Но ведь и ногу в них не всунешь! И приходится наматывать тряпку на ногу, как шарф. А ночью она сматывается, пока спишь, значит, утром — опять наматывай.

Я все это сказал нашим, как мне армия не нравится, что только до половины в ней все продумано. А один сказал: какая разница, сырые бычки или нет. Он вообще не хочет бычки курить. Я сказал: как хочешь, у меня не проси. Собрал все бычки и по карманам распихал, они к обеду уже просохли.

Как покурили, прибежал солдат, стал кричать, что нас ищут. Мы сказали: найдут, если нужны. И тут из-за угла вышел наш офицер, подошел, встал в середине, возле ямки с окурками, и молча нас всех ногами посшибал. У лавочек спинок не было, и мы все головой назад упали. Офицер тогда тех, что лежали, стал пинать ногами и кричать, чтоб вставали, а тех, что встали, бил руками, и они падали обратно. Потом сказал, чтоб мы построились, и повел нас в столовую на завтрак.

Завтрак нам дали на тарелках и с ложками. А еще чай. Я съел два с половиной завтрака, потому что наши некоторые есть не смогли. Я бы и больше съел, но сказали, что будет еще и обед. А офицер наш, фамилия его Цуруль, стал ругаться с другими офицерами, спрашивал их, где наши масло и яйца. Но ему сказали, чтоб о своих яйцах думал, а не о наших, рвач поганый и вредный хохол. Тогда Цуруль одного офицера ударил ногой в ухо, а в другого сильно попал чайником. Но все равно нам ничего не дали. А Цуруль сказал, что мы спешим, а у них тут срок до обеда яйца найти. И повел нас мимо казармы куда-то в рощу. Там он сказал, что можно курить, но сигарет не дал. А потом еще сказал так:

— Я здесь, чтобы подготовить вас к Афгану. Вообще-то мне по хрену, как и когда вы там загнетесь. А загнетесь обязательно, потому что сразу видно, что вы все хронь и доходяги. Но я должен научить вас стрелять и бегать. И научу, потому что у меня сорок восьмой размер ботинка. Ясно?

Мы помолчали. Я подумал, что сбегу сразу после обеда. Другие, не знаю, о чем думали, они какие-то неумные все были, так часто бывает: протрезвеешь — а вокруг ни одного умного лица. Как закончили молчать, пришли двое солдат с офицером и принесли два автомата и патроны. Цуруль показал нам, как заряжать и целиться, и мы стали стрелять. Он нам все разрешил делать, только не поворачиваться в его сторону. Ну, мы и стреляли, весело было. Я постарался научиться стрелять, хоть мне и не понравилось, что в плечо бьет. Я решил, что хватит уже ходить с отверткой, надо у ментов хоть пистолет купить, как сбегу обратно домой. Тогда можно сразу ментов и пристрелить и сразу деньги забрать назад. Я иногда ловко соображаю.

Незаметно подошло время обеда, последними патронами Цуруль повалил сосну, чтоб мы знали, как солдаты дрова на зиму добывают, и мы пошли к столовой. Перед столовой стояли толстый старый военный и два побитых за завтраком офицера. А за ними еще куча офицеров, а за ними солдат еще больше. И все, кроме старого толстого, улыбались, как на фотокарточке.

— Взвод! — заорал Цуруль. — Смирр-на!

Мы остановились и вытянулись, как это делают солдаты.

— Ну что вы встали, лошади? — тихо расстроился Цуруль. — Маршировать же надо.

Он махнул на нас рукой и пошел к толстяку, высоко подкидывая свой сорок восьмой размер и как-то странно поводя плечами.

Приблизившись, он остановился, приложил руку к фуражке, сказал: «Здравия желаю, товарищ Генерал!» — и расслабился. Чуть повернулся и показал на нас:

— Вот, молодежь на карантине.

— Не вижу, — хмуро сказал Генерал.

Цуруль снова вытянулся, и глаза его стали круглыми.

— Не вижу молодого пополнения на карантине! Вижу банду без знаков отличия, идущую толпой. Ты в каком звании?

Цуруль молчал и тянулся. Генерал перевел взгляд с нас на него.

— Ты что же, козел, себе позволяешь? Ты какого масла тут домогался? Не слышу? Их масло в Афгане заждалось, понял? И твое тоже! Сегодня же их в самолет и сам сопроводишь.

— Куда? — не понял Цуруль. — А документы?

— Какие тебе документы?! — Генерал покраснел от злости. — Погоны им пришей — вот и документы! Все понял? Не слышу?!

— Так точно, — тихо и очень грустно ответил Цуруль.

— Выполнять! Иголку и нитки получите в ближайшей части, скажете, что я распорядился! Николаев! Лично проследите и доложите! — и Генерал ушел в столовую.

Николаевым оказался один из побитых. Он сказал:

— В 18:00 перед самолетом проверка внешнего вида личного состава.