Мао: Душевная повесть

А я и не начинал. Но тут я что-то сообразил. Я представил, что где-то очень далеко есть Кто-то, Кто обо мне заботится. Я представил, как Он построил для меня это Небо с Канцелярией, эту землю с городами и горами, и моря, и звезды, и вот Он кормит меня и поит. Хоть и впроголодь, но ведь не помер же я! Просто так, ничего от меня не требуя. А я все жалуюсь, чем-то недоволен… Вот Ему, наверное, противно слушать. И я даже могу про Него не думать и заниматься одними только гадостями, а все равно Он оставит море и звезды, ну разве только отправит меня в Небесную Канцелярию на реинкарнацию в осла или муху, и все. А потом, наверное, простит, потому что мухой же я не смогу делать гадостей. То есть смогу, но не такие, как человеком. Пожру дерьма сколько положено — и Он меня простит, и снова разрешит быть человеком и есть мясо разное и пить водку. А когда я пью водку, то иногда безобразничаю. Наверное, Ему это тоже неприятно. Мне стало немного стыдно. Может быть, Ему неприятно и когда я эту свинину ем? А я ведь даже никогда и не спрашивал, свинину ем или рыбу какую-нибудь, жрал молча и все. Демона вот жрал. А это, может, тоже вредно.

Еще я вспомнил, как не так давно стоял один-одинешенек в горах и плакал, так мне было себя жалко, одинокого. Я понял, что плакать не стоило, потому что даже тогда я не был одинок. А теперь вот у меня есть друзья, которые обо мне заботятся и помогают. А кто же их послал? Конечно, Он. Он не сделал Саида пауком, а Филиппа — улиткой, Он разрешил им быть Саидом и Филиппом. Наверное, это для меня. И Райфайзена Он не сделал, например, комаром-кровопийцей. У меня есть все, что нужно, и все это только благодаря Ему. Жаль только, что Он почему-то не подружился с Апулеем так же, как со мной. Но, может быть, Апулею осликом будет лучше? Вот если бы я был осликом в парке, то меня бы кормили и поили и дали где поспать, а водки я бы не хотел и мяса бы не хотел. А Он мне доверил более высокую должность. Или это в Небесной Канцелярии доверили, без Него? Все равно, Он ведь им не помешал.

И от всех этих мыслей у меня разболелась голова. Захотелось выпить, и живот заурчал. Но я помнил, что у нас ничего нет. Значит, Он не хочет, чтобы я пил водку и ел свинину. И поэтому я решил, что не стану больше пить водку и есть свинину, если Он не хочет, чтоб я так поступал. Я сказал об этом Филиппу. И не стал даже ему жаловаться, что голова болит.

— Молодец. Готово дело, поехали теперь, пока Саид все патроны не расстрелял.

— Я что ж теперь, хороший мусульманин? — спросил я Филиппа по дороге к машине.

— По-моему, да. Свое обещание ты выполнил, теперь можешь понемногу портиться.

— А это честно? — хотя мне хотелось бы выпить. Немного.

— Не очень. Но со стороны твоих духов тоже ведь нечестно так над тобой издеваться. И вообще, не надо быть святее Папы Римского.

— Это кто?

— Это очень хороший мусульманин. Вроде бы. Все так говорят.

Мы сели в машину, и я на всякий случай опять растолкал Райфайзена и рассказал ему, как мы поступили, и спросил его, все ли в порядке.

— Все отлично, — простонал он. — Занимайтесь ерундой и дальше. Скорей бы только я подох.

— Он такой ограниченный… — снова сказал Филипп, когда Райфайзен потерял сознание.

В машине я почти сразу уснул. Приятно засыпать с чистой совестью! И вообще я устал. Цуруля я сперва не заметил, только услышал пыхтение. Потом он как-то сразу выскочил из-за кресла, натягивая трусы.

— Ты чего? Я ж сказал — сюда больше не ходи!

— Я доложить. Ваше приказание выполнено! — это я вспомнил, как немного побыл солдатом.

— Шо, все сделал? И эту… Тоже? Ну молодец, молодец. Все тогда, гуляй.

Вдруг за спинку кресла ухватилась крепкая женская рука, а потом появилось и лицо Каролины. Она была в вязаной шапочке и неприятно улыбалась.

— Кого я ви-и-ижу-у… — пропела она и, прихрамывая, двинулась ко мне.

Каролина была одета в тельняшку Цуруля, как раз ей до колен. Она оскалилась и выставила вперед длинные крашеные когти, я попятился. Но Цуруль не хотел, чтобы мы с ней общались, он ловко обошел ее сбоку и толкнул корпусом обратно за кресло. Каролина и оттуда, с пола, продолжала шипеть, но он на нее прикрикнул и повернулся ко мне:

— Все? Все. Гуляй!

От его крика я проснулся. Гудела полицейская сирена — это Саид научился ее включать. Мы мчались по пустому ночному шоссе, Филипп спал, Райфайзен, наверное, тоже. Саид копался с радио, никак не мог найти музыки, там все полицейские переговаривались. Мне стало скучно. Наверное, пора немного перестать быть хорошим.

— Саид, давай остановимся, а? Выпить бы и поесть.

— Ага, вот только приедем куда-нибудь — и остановимся. Скоро бензин кончится, пора заправку ограбить.

Мы въехали в городок примерно через час, проехали его минут за десять, и на выезде как раз была бензоколонка. Я разбудил Филиппа, и мы втроем пошли ее грабить. Для себя я решил так: если нет другого выхода — значит, Он так хочет. Конечно, можно было бы идти пешком в этот Нью-Йорк, но так не хотел я. Вот и получается, что приходится иногда и ограбить.