Мао Цзэдун

Встав, по обыкновению, намного позже после проведенной с молоденькой учительницей ночи, Мао направился в соседний вагон для беседы с первым секретарем партийной организации провинции. Девушка зашла в соседнее купе поболтать с другими членами свиты, а через несколько минут к ним присоединился и некий мужчина из технического персонала. Бывший личный врач Мао вспоминал:

«— А твой голос я сегодня уже слышал, — внезапно сообщил молодой человек, прервавший своим появлением в купе наш ленивый разговор.

— Как прикажешь тебя понимать? — уточнила она. — Что ты слышал?

— Когда Председателю уже нужно было идти на встречу с Чжаном Пинхуа, ты начала торопить его и велела одеваться побыстрее.

— А что еще? — изменившись в лице, но по-прежнему спокойно спросила девушка.

— Вее. Я слышал абсолютно все. — Парень явно дразнил ее…»

Вот таким образом Мао открыл для себя, что по приказу кого-то из высших чиновников каждое его слово, в том числе и во время занятий любовью, не только прослушивалось, но и записывалось на магнитную ленту. За это полетели головы, да и то в фигуральном смысле, очень немногих «стрелочников», в число которых попал и слишком говорливый техник. Четырьмя годами позже, когда нерушимое партийное единство уже начали подтачивать первые слухи о «культурной революции», многие из соратников Мао глубоко сожалели о том, что интуиция не подсказала им вновь включить потайные микрофоны.

Собственно говоря, побуждения у этих людей были достаточно невинными. Шесть человек, входивших, помимо Мао, в Постоянный Комитет Политбюро — ветераны партии еще со времен Цзу-ньи, были той элитой, которая сопровождала своего вождя на его долгом пути к вершинам власти. В начале 60-х они вдруг обнаружили, что понимать Председателя становится все труднее. Единственное, что им требовалось, — это знать по возможности заранее о его замыслах, чтобы не оказаться захваченными врасплох внезапной переменой курса, не смутиться необдуманной фразой вождя в присутствии иностранных гостей. Ян Шанкунь, руководитель секретариата ЦК КПК, решил, что наилучшим выходом из сложной ситуации могло бы стать использование самых современных технологий звукозаписи. Мао вполне мог бы расценить это как комплимент: после того как он поднялся на Олимп, каждое произнесенное им слово должно быть увековечено. Но у этой медали была и оборотная сторона: Политбюро начало с горечью осознавать глубину той пропасти, что разделяла теперь Председателя и его подчиненных, бывших когда-то чуть ли не богами.

Именно от этой пропасти и пошли идеологические и политические трещины в китайском обществе. Не прошло и десяти лет, как вся страна содрогалась в пароксизме страха. В небытие уходили один за другим участники совещания в Цзуньи и их идеалы.

Начавшаяся в 60-х годах борьба оказалась намного запутанней, сложней и кровопролитней той, что полыхала третью века раньше. Удивляться здесь нечему: ставкой тогда было верховенство в 30-тысячной армии, игравшей весьма двусмысленную роль где-то на задворках китайской политической жизни. Разворачивавшиеся же в Пекине события имели целью поставить под личный контроль нацию почти в один миллиард человек. Однако общие правила остались без изменений. Мао начертал их собственной рукой:

«В неблагоприятных условиях нам необходимо отказываться… от боя, отводить наши войска назад, на безопасное расстояние, перемещать их в тыл или на фланги противника, осуществлять скрытную их концентрацию, вынуждать противника к ошибочным действиям, изматывать его и вводить в заблуждение, обеспечивая себе таким образом возможность добиться победы в решающей битве».

«Война — это политика, — напишет он позже. — А политика — это война, которая ведется иными средствами».

ГЛАВА 1 ДЕТСТВО ПО КОНФУЦИЮ

Зимой в Хунани над голыми пространствами высохшей желтой земли свирепствуют пронизывающие, холодные ветры, поднимающие тучи тончайшей пыли, от которой слипаются глаза, а лицо становится похожим на нелепую маску. Зима считается здесь мертвым сезоном. В своих сложенных из необожженных глиняных кирпичей домах, где нет никакого отопления, в ворохах грязной, засаленной хлопчатобумажной одежды сидят похожие на гигантских черепах крестьяне и терпеливо дожидаются прихода лучших времен.

Мао появился на свет в крестьянской семье в деревеньке Шао-шань через несколько дней после зимнего солнцестояния — чуть-чуть опоздав своим рождением ознаменовать пышный праздник середины зимы, когда торжественная процессия в далеком Пекине несет паланкин с императором Гуансюем в Храм Неба — вознести благодарственную молитву за еще один счастливо прожитый страной год. По китайскому лунному календарю первый крик Мао издал в девятнадцатый день одиннадцатого месяца года Змеи, в нашем летосчислении — 26 декабря 1893 года.