Для осуществления своего замысла она выбрала объект довольно случайный. То была рядовой специалист по китайской лингвистике Роксана Уитке, приехавшая в Пекин для сбора материала по китайской словесности, которая, конечно же, не мечтала о серьезном вторжении в сферу политики. Неожиданно для себя безмерно удивленная Роксана Уитке была приглашена к всесильной супруге председателя КПК, которая на протяжении многих дней и ночей (более 60 часов общего времени) диктовала ей свою автобиографию. Не полагаясь целиком на стенографические способности своего вынужденного интервьюера, Цзян Цин одновременно включала магнитофоны, с которыми сверялась запись американки. Расшифрованные тексты были потом выправлены (быть может, самой Цзян Ции или ее помощниками и секретарями, которые, кстати, участвовали в беседе) и переданы Роксане Уитке, став, таким образом, автобиографическим документом.
В 1977 году Р. Уитке издала этот документ в Бостоне и Торонто, озаглавив его «Товарищ Цзян Цин», под своей фамилией
1. Собственно, ставить свою фамилию Р. Уитке имела мало оснований, ее личный вклад составляет едва ли одну сороковую — пятидесятую долю книги. Это очень краткие описания обстановки, в которой проходили беседы, а также невыразительные, бледные комментарии.Чтобы читатель мог составить личное мнение о вкладе Р. Уитке в книгу и об уровне ее проникновения в столь не простую политическую жизнь Китая, приведем несколько ее реприз.
«В товарище Цзян Цин, — пишет Р. Уитке, — как ее называли все в Китае, было какое-то особое очарование, которое я почувствовала, находясь рядом с ней. Затем я почувствовала, что расстояние рассеивает это очарование, а в том, что она пишет, этого очарования вообще нет (!). Несмотря на свой возраст, она обладала особой привлекательностью (некоторые могли бы сказать сексуальностью). Ее внушительный монолог сопровождался театральными сменами настроений, от ярости к нежности или к бурному веселью. Она подобна изменчивому облику той революции, которую она возглавляла».
Сексуальность 64-летней Цзян Цин, о которой говорит Уитке, конечно же, явление спорное. Не менее спорно утверждение, что именно она возглавляла «культурную революцию», а не была одной из театрализованных кукол в руках куда более солидного режиссера — Мао Цзэдуна.
Поистине Цзян Цин нашла себе достойного биографа. Как не вспомнить о Мао, который остановил свой выбор на Эдгаре Сноу с его незаурядным литературным талантом и политической проницательностью…
Или вот еще один шедевр — касательно мотивов, которыми руководствовалась Цзян Цин, пригласив Роксану Уитке для развернутого биографического интервью. Оказывается, мотивы, по мнению последней, состояли в желании добиться «признания историей» и в попытке записать свое прошлое таким, каким его знает она одна. «Конечно, — продолжает автор, — Цзян Цин рисковала, предавая все широкой гласности, она бросила вызов концепциям коммунистической эпохи (!)… Вряд ли она стала бы открыто оспаривать аксиому, что массы творят историю и что поэтому следовало бы писать о них. И все же она не могла забыть, что, живя в тени Мао в Яньане, она упустила возможность сделать свое место (!) и свои дела (!) известными».
Выходит, что дело лишь в истории, ради которой Цзян Цин работала в поте лица, надиктовывая Уитке свою биографию — со дня рождения до политического вознесения. А быть может, Цзян Цин преследовала не столь возвышенную цель обрести посмертную известность, но вполне земные надежды — занять опустевшее со времени гибели Линь Бяо кресло преемника Мао Цзэдуна?..
Особенно забавны параллели, которые проводит Р. Уитке между Цзян Цин и Мао Цзэдуном как политическими деятелями. «Цзян Цин и Мао (она смещена, он умер), — пишет Р. Уитке, — неизбежно будут сравниваться как личности и как руководители. Преданность делу (!) была свойственна как ей, так и ему, но контраст был поразителен». В чем же этот контраст? А вот в чем: «Ей не хватало идеологической виртуозности, широты охвата исторического прошлого, сочности, остроты, а также отрешенности, иногда до абсурда (!), поэтической возвышенности, которые изредка смягчали лакированный образ Мао».
Вот так откровение! Все различие между Цзян и Мао как политических деятелей состояло, видите, в ораторском искусстве, а также в способности доводить свое кредо до такого абсурда, который лакирует даже самый неблаговидный образ. Будь у Цзян немного более сочности языка и идеологической виртуозности, она, наверняка, стала бы преемницей председателя КНР.