Исполнители на местах, истово выполняя указания Великого кормчего, не только осуществили "коммунизацию" села за полтора месяца, но и стали обобществлять личную собственность крестьян, военизировать их труд и быт. В конце 1959 года коммуны стали возникать и в городах. "Весь Пекин охватила паника, - пишет Ли Чжисуй. - По столице поползли слухи, что вождь планирует в скором времени создать народные коммуны в городах. Все со страхом ожидали конфискации личного имущества государством. Столица превратилась в гигантский вещевой рынок. Люди продавали драгоценности, дорогие вещи и старинную мебель в надежде сохранить хоть наличные деньги, когда все их имущество будет передано в собственность коммуны".
Крестьян объединяли в военизированные бригады и направляли то на полевые работы, то на строительство дамб и плотин. Вместо работы на предприятиях люди выплавляли металл в доменных печах, сооруженных прямо во дворах домов. Власти подстегивали народ с помощью идеологической обработки и административного нажима, вынуждая его трудиться на износ ради грядущего "экономического чуда". "За одну ночь можно достичь такого результата, что он превзойдет то, что сделано за тысячелетия, - говорилось в газетах. - Большой скачок открыл новую историческую эпоху, свидетельствующую о том, что Китай обгоняет Советский Союз в переходе к коммунизму". А в это время в СССР Никита Хрущев "догонял и обгонял" Америку.
Вскоре выяснилось, что страна не в состоянии не только повышать производство, но и удержать его на прежнем уровне. В политику "большого скачка" начинают вносить коррективы. Уже в декабре 1958 года на пленуме ЦК партии было заявлено, что переход к коммунизму представляет собой длительный и сложный процесс и перепрыгнуть через этап социализма невозможно. Были осуждены "перегибы" на местах при создании народных коммун.
Весной 1959 года во многих провинциях страны начался голод. По Китаю прокатилась волна крестьянских выступлений. В апреле того же года на пленуме ЦК КПК вновь рассматривались вопросы "упорядочения" в деятельности народных коммун. Кризис политики "большого скачка и народных коммун" особенно остро проявился летом 1959 года на совещании высших руководящих кадров партии в Лушане. Мао там заявил:
- Я не претендую на авторство идеи создания народных коммун, я только внес предложение о них. Я виновен в двух преступлениях. Я призывал к массовой выплавке 10,7 миллионов тонн стали, и если вы одобряли это, то можете разделить со мной часть вины. Весь мир против опыта народных коммун. Может быть, мы потерпели полное поражение? Нет, мы потерпели только частичное поражение, раздули поветрие коммунизма, что послужило уроком для всей страны.
В центре внимания этого совещания оказался маршал Пэн Дэхуай, бывший в то время министром обороны, который направил Мао письмо, возлагающее ответственность за последствия "большого скачка" на Великого кормчего. Мао расценил это письмо как прямой вызов своему авторитету и всевластию. В ходе ожесточенной внутренней борьбы маршал потерпел поражение и вынужден был уйти в отставку, хотя и остался членом Политбюро КПК. Позднее, в декабре 1966 года он будет арестован хунвэйбинами, а в 1974 - скончается.
Последствия "большого скачка" были исключительно тяжелыми. В течение трех самых трудных лет (1959 - 1961) смертность возросла на много миллионов, а рождаемость резко снизилась. Западные демографы вычислили число потерь в 20 30 миллионов человеческих жизней. Ситуацию осложнили стихийные бедствия и ухудшившиеся отношения с Советским Союзом, который отозвал своих специалистов. Катастрофа "большого скачка" нанесла серьезный удар по престижу вождя. Он даже вынужден был поступиться частью власти и ушел с поста Председателя республики. В апреле 1959 года эту должность занял Лю Шаоци.
Новым ударом для Мао стал IX пленум ЦК КПК, принявший курс на урегулирование народного хозяйства. По свидетельству Ли Чжисуя, после него Мао впал в депрессию и вновь стал предаваться любовным утехам. Это было для него чем-то вроде разрядки после политических баталий. Доктор Ли пишет:
"Для молодых женщин, которых Мао выбирал, обслуживать его, угождать любому его желанию было ни с чем не сравнимой честью. Каждый, кто работал для Мао, тщательно изучался, женщины не были исключением. Осторожное исследование гарантировало, что они полны благоговения, восторга и восхищения председателем. Все они - потомки нищих крестьян, все из семей, обязанных своим благосостоянием коммунистической партии. Мао для них - мессия, спаситель. Наложницы Мао никогда не любили его в обычном, житейском смысле слова. Они любили его скорее как своего великого вождя, как учителя и спасителя. Одна из девиц, описывая сексуальную удаль Мао, заметила: "Он велик во всем!".