Мао Цзэдун

Мао, конечно, был очень расстроен болезнью сына, но еще более раздосадован. «У меня нет потомства (один сын убит, другой сошел с ума)»²⁷, — с горечью говорил он. Правда, времени на переживания у него, как всегда, было немного. Власть и политика вытесняли отцовские чувства. Надо было решать кучу важных проблем, в том числе внутрипартийных. В 1953–1954 годах главной из них стало «разоблачение» Гао Гана, того самого «товарища Чжан Цзолиня», компромат на которого Сталин передал ему еще во времена московского саммита. Трогать Гао, однако, Сталин не позволял, и только смерть диктатора и установление равноправных отношений с советским руководством помогли Мао избавиться от предателя, который «за спиной ЦК» передавал «информацию иностранцам»²⁸. Гао, правда, не был среди идеологических оппонентов Мао и не выступал против его планов трансформации Китая по советскому образцу. Он, напротив, принадлежал к группировке наиболее ярых сторонников левого курса. Интересно, что в конце 40-х годов Сталин даже критиковал его за излишнюю левизну в одной из телеграмм Ковалеву, а в начале 1950-х сам Мао использовал Гао в борьбе против «умеренных». 16 февраля 1952 года, например, Председатель опубликовал в главной партийной газете «Жэньминь жибао» («Народная ежедневная газета») частное письмо Гао Гану, которое содержало детальную критику «правого уклона»²⁹. Более того, в личных беседах с ним Мао часто сетовал на «консерватизм» Лю Шаоци и Чжоу Эньлая³⁰. Однако простить ему доносы Сталину он был не в состоянии. Не могли забыть этого и другие члены Политбюро, особенно те же Лю и Чжоу.

Не догадываясь, очевидно, об истинном отношении Мао к нему, Гао Ган расценивал «задушевные» беседы с Председателем как знак особого доверия. А потому активно искал пути к устранению «умеренных» из высшего руководства партии. В частности, активно распространял в партии слухи о том, что в ЦК есть «две группировки, которые не заслуживают доверия: одна возглавляется Лю Шаоци… а другая — Чжоу Эньлаем»³¹. Ему удалось привлечь на свою сторону Жао Шуши, главу организационного отдела Центрального комитета КПК, бывшего до 1953 года боссом Шанхайского региона, а также некоторых других руководящих работников. Заговорщики уже начали делить посты: Гао Ган собирался занять кресло Лю, а Жао Шуши — премьера, когда их планы оказались известны Мао. Вождь партии был вне себя: заменять Лю и Чжоу на Гао и Жао он совсем не хотел, несмотря на имевшиеся между ним и «умеренными» разногласия. 24 декабря 1953 года на заседании Политбюро Мао обрушился на Гао и Жао с обвинениями в «заговорщической» деятельности. По инициативе Мао в феврале 1954 года Лю Шаоци представил так называемое «дело Гао Гана — Жао Шуши» 4-му пленуму Центрального комитета. Оба деятеля были обвинены в «сектантстве» и «фракционности», создании «независимых княжеств» в своих регионах и организации заговора с целью захвата власти. 4-й пленум осудил Гао Гана и Жао Шуши, но не исключил их из партии. Тем не менее Гао был арестован и 17 августа 1954 года умер в тюрьме — по официальному сообщению, покончил жизнь самоубийством[103]. По-видимому, сделал он это, будучи убежденным, что Мао предал его. Ведь, сколачивая заговор против Лю и Чжоу, он полагал, что действует при молчаливом одобрении Председателя³². В марте 1955 года «дело Гао Гана — Жао Шуши» рассмотрела Всекитайская конференция КПК. С докладом выступил Дэн Сяопин, который подверг Гао и Жао суровой критике. Конференция исключила Гао Гана и Жао Шуши из партии и поддержала политическую линию Мао Цзэдуна, фактически призвав к искоренению всех его врагов³³.