Мао Цзэдун

В отсутствие представителей Коминтерна делегаты приняли «Программу», «Решение о целях КПК» и «Манифест» в крайне левых, ультрареволюционных редакциях. Они, похоже, чувствовали себя героями и никого не боялись. После этого единогласно избрали Чэнь Дусю секретарем Центрального бюро партии. (В 1922 году пост секретаря будет переименован в пост председателя Центрального исполнительного комитета, а в 1925 году — Генерального секретаря ЦИК; Чэнь Дусю будет занимать его вплоть до июля 1927 года.) В Центральное бюро вошли еще два человека: Чжан Готао (ответственный за оргработу) и Ли Да (ответственный за пропаганду). В отсутствие Чэнь Дусю обязанности секретаря были возложены на Чжоу Фохая.

Было уже шесть часов вечера, но возвращаться на берег никто не хотел. Сидя в лодке, молодые люди дружно кричали: «Да здравствует Коммунистическая партия Китая!», «Да здравствует Третий Интернационал!», «Да здравствует коммунизм — освободитель человечества!»²⁵⁰ Отвечало ли им эхо или нет, неизвестно.

Часть III НАЦИОНАЛИЗМ ИЛИ СОЦИАЛИЗМ?

УРОКИ БОЛЬШЕВИСТСКОЙ ТАКТИКИ

То, что делегаты съезда проявили излишний норов, пойдя наперекор директивам представителей Коминтерна, сразу же дошло до Маринга. А он терпеть непослушания со стороны политических малолеток не собирался. После форума он потребовал от Чэнь Дусю (через его представителя Бао Хуэйсэна) немедленно вернуться в Шанхай и взять на себя непосредственное руководство партией¹. И, несмотря на то, что у Чэня имелись свои планы (он, например, полагал целесообразным перевести штаб-квартиру КПК в Кантон²), «китайский Луначарский» вынужден был подчиниться. Портить только что установившиеся отношения с Москвой ему не хотелось. В сентябре 1921 года он ушел в отставку с поста председателя Гуандунской провинциальной комиссии народного просвещения и прибыл в Шанхай.

Между тем сам Маринг, игнорируя решения съезда КПК, отправился на юг Китая для того, чтобы обсудить возможность организации единого антиимпериалистического фронта компартии с Сунь Ятсеном. В конце декабря 1921 года в городе Гуйлине (провинция Гуанси) он встретился с доктором Сунем³. В ходе бесед, которые переводил сопровождавший Маринга член пекинской организации КПК Чжан Тайлэй, речь шла и о возможности установления секретного союза Гоминьдана с Советской Россией. Маринг, кроме того, выдвинул предложения об ориентации Гоминьдана на поддержку народных масс, о создании школы по подготовке военных кадров китайской революции, а также об организации из Гоминьдана сильной политической партии, которая бы объединила представителей различных слоев общества. Он выступил перед офицерами войск, лояльных Сунь Ятсену, с докладом о Советской России.

Поездка на юг и беседы с Сунь Ятсеном и другими гоминьдановскими руководителями, а также с Чэнь Цзюнмином, знакомство с достижениями гоминьдановцев в организации рабочего движения укрепили решимость Маринга максимально способствовать тому, чтобы лидеры КПК отказались «от своего одностороннего положения по отношению к Гоминьдану». Более того, Маринг пришел к мысли о том, что китайским коммунистам следует войти в суньятсеновскую партию для того, чтобы «развить политическую деятельность внутри Гоминьдана». Таким путем, считал он, КПК будет легче связаться с рабочими и солдатами Южного Китая, где власть находилась в руках сторонников Сунь Ятсена. Разумеется, подчеркивал Маринг, КПК не должна была «отказаться от своей самостоятельности. Наоборот, товарищи должны [были] вместе обсудить, какой тактики держаться внутри Гоминьдана… Виды на пропаганду этих маленьких групп [коммунистов], пока они организационно не соединятся с Гоминьданом, — заключал он, — очень печальны»⁴.

Инициатива Маринга о вступлении коммунистов в Гоминьдан получила одобрение Сунь Ятсена, а также ряда других руководящих деятелей Гоминьдана, которые заверили представителя Коминтерна, что не будут препятствовать коммунистической пропаганде внутри своей партии. К межпартийному же сотрудничеству Гоминьдана и КПК Сунь Ятсен отнесся пессимистически⁵.

Вернувшись в Шанхай, Маринг рассказал о беседах с доктором Сунем лидерам китайской компартии, посоветовав им обдумать свое новое предложение о развитии КПК внутри Гоминьдана. Вряд ли следует говорить, что оферта Маринга вызвала у Чэнь Дусю и других вождей партии священный ужас. Она была с порога отвергнута, о чем Чэнь Дусю тут же сообщил находившемуся в Москве Войтинскому⁶. Разозлившись, эмиссар Коминтерна в конце апреля 1922 года выехал жаловаться в Москву. Ни с кем из своих китайских знакомых он даже не попрощался. Исключение составила лишь его кратковременная шанхайская подружка, которая, разумеется, ни к какому коммунистическому движению отношения не имела⁷.