Мао Цзэдун

Он прибыл в Шанхай через неделю, но Чэнь Дусю там не оказалось. Еще в марте 1923 года Чэнь выехал в Кантон для установления непосредственной связи с Сунь Ятсеном. Мао направился в ЦИК КПК, который тогда находился в рабочем районе города Чжабэе — грязном, дымном и шумном. ЦИК в то время тоже готовился к переезду: по решению Коминтерна центральный аппарат партии перебазировался в Кантон вслед за своим председателем. В начале июня в сопровождении Маринга туда же, на юг, уехал и Мао⁷⁶.

Здесь, под крылом Сунь Ятсена, китайские коммунисты впервые могли действовать открыто. Подполье, явки, пароли, казалось, ушли для Мао в прошлое. Интенсивная легальная работа по формированию единого фронта захватила его. Еще в Чанше под воздействием телеграмм и писем из Центрального исполкома КПК Мао начал менять свое негативное отношение к Гоминьдану.

Впервые Мао публично высказался в защиту антиимпериалистического союза 10 апреля 1923 года, за несколько дней до отъезда из Чанши. Он заявил тогда на страницах издававшегося Университетом самообразования журнала «Синь шидай» («Новая эпоха») следующее: «Если мы посмотрим на влиятельные группировки внутри страны, то увидим, что их три: революционно-демократическая, нереволюционно-демократическая и реакционная. Главной силой революционно-демократической группировки, конечно, является Гоминьдан; набирающая силы коммунистическая группировка сотрудничает с ним… Коммунистическая партия на какое-то время отказалась от своих наиболее радикальных взглядов для того, чтобы установить союз с относительно радикальным Гоминьданом… Это [положение дел] — источник мира и объединения, мать революции, магический эликсир демократии и независимости. Об этом должны знать все»⁷⁷. Нельзя, правда, сказать, чтобы он стал горячим сторонником единого фронта в том понимании, которое вкладывали в него Маринг и ИККИ: о вступлении коммунистов в Гоминьдан он пока ничего не говорил. Но изоляция компартии и рабочих, глубокий кризис профсоюзного движения повергали его в уныние, а потому союз с Гоминьданом виделся ему хоть каким-то, пусть не блестящим, выходом из положения. Встретившись в Шанхае с Марингом, он не мог обуздать мрачных мыслей. По словам представителя ИККИ, Мао удручало то, что во всей Хунани с населением в тридцать миллионов человек организованных рабочих насчитывалось не более 30 тысяч. Он, писал Маринг, «махнул рукой на организацию рабочих и был настроен настолько пессимистически, что видел единственное спасение для Китая в российской интервенции», полагая, что на северо-западе Китая Советская Россия должна была создать «военную базу». Более того, он полагал, что в условиях Китая, где «старые традиции патриархального общества по-прежнему еще очень сильны… мы не можем развивать ни массовую комм[унистическую], ни националистическую партию»⁷⁸.

Приехав в Кантон, Мао, однако, через какое-то время вновь воспрянул духом. Переломным для него стало участие в III съезде компартии, который проходил легально с 12 по 20 июня 1923 года на восточной окраине этого южного города, в районе Дуншань (Восточные горы) — престижном квартале, застроенном в основном двухэтажными виллами европейского типа. Председательствовал на форуме Чэнь Дусю, активную роль играл Маринг. Сорок делегатов, собравшихся в этом тихом элитном месте, в доме, показавшемся им нежилым⁷⁹, представляли 420 членов КПК, из которых четвертая часть (110 человек) находилась в тюрьмах. Со времени II съезда партия выросла более чем в два раза — на 225 человек. В основном КПК была мужской (женщин насчитывалось всего 19 человек) и интеллигентской по составу (в ней было только 164 рабочих). Партячейки действовали в провинции Гуандун, городах Шанхае, Пекине, Чанше, Аньюани, Таншани, Цзинани, Ханчжоу, Ханькоу, на железнодорожных станциях Чансиндянь близ Пекина и Пукоу (около Нанкина), а также за рубежом, в Москве⁸⁰. (В Московскую ячейку входили китайские студенты КУТВ — Коммунистического университета трудящихся Востока — специального коминтерновского учебного заведения, созданного в 1921 году.) Из всех ячеек, впрочем, организация Мао была наиболее дееспособная и, как мы знаем, самая многочисленная: в ней одной состояло более половины членов партии. Неудивительно поэтому, что только она одна удостоилась похвалы Чэнь Дусю, который в своем отчетном докладе специально отметил: «Мы можем сказать, что только хунаньские товарищи провели хорошую работу»⁸¹.