Омведт считает, что анализ Энгельса упрощает происхождение угнетения женщин, [сводя его] появление к развитию классового общества с частной собственностью и государством. По её мнению, мы «отвергаем упрощения традиционной марксистской тенденции рассматривать насилие только как побочное явление… и должны отбросить интерпретацию „класса“ и „классовой борьбы“ в терминах частной собственности, а также от придания центрального значения фабричному пролетариату, главным образом состоящему из мужчин…» Она также отвергает как упрощение [точку зрения] радикального феминизма, [согласно которой] мужское господство ассоциируется с охотой как самой ранней формой эксплуатации и насилия.
Как она пишет, хотя установившиеся аграрные общества появились примерно около 10—8 тыс. лет до н. э. и на протяжении длительного времени производился прибавочный продукт, нет никаких данных о существовании насилия, классовой эксплуатации или патриархального господства. Она цитирует работу Герды Лернер, согласно которой патриархальное господство становится заметным с появлением первых государств (3 тыс. лет до н. э.). Но, по словам Омведт, нет никаких доказательств того, что появление частной собственности или собственности на землю предшествовало формированию этих государств, не было отдельного землевладельческого или рабовладельческого класса, чья власть опиралась бы на обладание собственностью. Она считает, что эти самые ранние государства были близки к азиатскому способу производства и был «государственный класс», который извлекал прибавочную стоимость из крестьянства, которое ещё не распалось на классы. Классы появились позже, и анализ Энгельса верен в отношении государств, которые появились почти 2 тыс. лет спустя в Греции, Риме и Магадхе (Бихар). Отсюда она заключает, что «исторические и археологические данные в целом подтверждают акцент на самостоятельной роли силы и насилия в теории Шеткари Сангатхана и других недавно появившихся теориях». В тот древний период организованное и опиравшееся на законы насилие со стороны государства было главным фактором в развитии грабежа, экономической эксплуатации и патриархата. Затем она добавляет, что в индийском контексте также важно учесть роль касты в развитии государственного господства, эксплуатации и патриархата. Кроме того, в современных условиях капитализма и империализма, в связи с разрушением ими экологии, нужно учесть и мнение эко-феминисток. Наконец, она отмечает, что диалектика секса, идеи радикальных феминисток также должны быть включены во всеобъемлющий анализ. Тем самым, по её мнению, вопрос угнетения женщин связан с базовыми условиями, в которые входят — «контроль над собственностью и средствами производства, контроль над политической властью и средствами насилия, контроль над их собственными телами и средствами воспроизводства» и всё это в настоящий момент вошло в повестку дня женского движения. Традиционные левые и городские феминистки не занимались этими вопросами как следует, и каждый из них по отдельности поднимался разными движениями. Омведт считает, что старые теории, идеи и методы несовершенны. Она полагает, что освободительная борьба не сводится только к мобилизации армии для захвата государственной власти и установления социалистического общества, в неё входит как изменение отдельных индивидов, так и трансформация самих коллективных движений против эксплуатации. Это осуществляют на практике не старые левые или городские феминистки, а движения, которые зарождаются в глубинах эксплуататорского и разрушительного общественного порядка, движения крестьян, далитов и адиваси.