Марь

В те времена эти места уже успели прославиться своим рассыпным да рудным золотом. Но после войны, говорил Николай Иванович, все развалилось – как-никак золотопроизводство на зэках держалось. Теперь вот снова пытаются возродить там добычу драгметалла.

– Правильно я говорю? – обращается он к Ерёме.

Тот снова в ответ только пожимает плечами.

А вскоре у Волина произошел, по сути, первый значительный в его жизни конфликт, когда ему пришлось не просто встать за правду, на защиту буквы закона, а сделать самый настоящий нравственный выбор.

– Знаешь, – говорит он Савельеву, – меня в техникуме учили одному, а здесь заставляли работать по-другому.

А произошло вот что.

В то время банк выдавал предприятиям и организациям денежные ссуды под материальные ценности. Имеешь, к примеру, товара на миллион рублей – пожалуйста, можешь брать ссуду в миллион рублей. То есть деньги были обеспечены ценностями. И вот Колька захотел проверить, правильно ли их отделение банка выдает ссуды. Стал собирать сведения о наличии ценностей, о том, обеспечены ли были ссуды или нет. Раньше в отделении этого не делали, но вот молодой банкир решил, что будет работать, как положено. Как оказалось, в большинстве случаев у получателей ссуд товарных ценностей было меньше, чем выделенных им денег. Среди этих получателей денежных ссуд были райпо, золотопродснаб, Нюкжинский прииск и еще кто-то там. Колька стал выносить им просрочку и требовать повышенные проценты за кредит. В итоге получилось, что предприятия не стали рассчитываться с поставщиками. В районе переполох. Кольку вызывают в райком партии и требуют объяснений.

Что же ты такое творишь, дорогой товарищ, спрашивают его. Из-за тебя, мол, поставщики прекратили отгрузку товаров для района. Ты что, вредить к нам приехал? А время-то, говорил Николай Иванович, было серьезное – искали «врагов народа», кругом репрессии. И вот он принялся убеждать райкомовцев, что поступает правильно, пытаясь бороться с финансовыми злоупотреблениями. Но его и слушать не хотят. А вскоре в райцентре объявился заместитель управляющего читинской конторой Госбанка – видно, разбираться приехал. Стал он смотреть, как Колька делает расчеты. Посмотрел и уехал. После этого Волина вызвали в Читу. Ну все, думает, конец моей карьеры пришел. Но это в лучшем случае. Ведь могут и посадить как «врага народа».

В Чите его принял сам управляющий конторой Госбанка. Ну, здравствуй, говорит, академик. Расспросил он Кольку о работе, о том, как ему живется в тайге, а потом вдруг заявляет: ты, брат, все правильно делаешь там, у себя, все по закону, и за это тебе большое спасибо.

Это был, может быть, как сегодня говорят, звездный час для Волина. Его заметили. В него поверили – и как в грамотного специалиста, и как в человека. И вот результат: в начале войны, когда управляющего нюкжинским отделением читинской облконторы Госбанка взяли на фронт, на его место поставили Кольку Волина. Тот тоже просился на фронт, но ему в райкоме сказали, что-де и в тылу кто-то должен работать, вроде того, что победу ковать…

– А хочешь, я тебе расскажу, как я вашего брата-кочевника к земле привязывал? – Николай Иванович улыбается. – Короче, в нашем районе было несколько эвенкийских поселений и одно из них ваш Бэркан. Перед войной, когда тебя, поди, и на свете-то еще не было, вышла директива, обязывающая кочевой народ вести оседлый образ жизни. Это относилось не только к тунгусам, но и к другим народам Севера и даже, веришь ли, к цыганам.

В этом месте Волин делает паузу и снова смотрит на часы.

– Э, брат, нам пора… Как-нибудь в другой раз я тебе все доскажу, – неожиданно произносит он.

Похлопав таежного человека по плечу, он повернулся и пошел в сторону конференц-зала, куда уже устремились нескончаемым потоком другие участники слета. Он ушел, оставив после себя кучу вопросов в голове Ерёмы, а еще крепкий, бьющий в нос запах мужского одеколона. Ерёма в жизни не пользовался одеколоном, поэтому его смутил этот запах. Будто бы из тайги он шагнул прямо в салон модных причесок.

«Однако хороший человек, этот банкир, – подумал Ерёма. – Были бы все такими – меньше было бы зла на земле».

Глава пятая

1

Оставшуюся часть заседания Ерёма сидел как на иголках. Его шибко заинтересовали слова того высокого красивого дядьки, который подошел к нему в фойе и затеял с ним разговор. Иной бы из соплеменников Савельева, может, и не придал им значения, но Ерёма по натуре был человеком любознательным, и если ему выпадал случай узнать что-то новенькое, особенно если это касалось истории своего народа, то он его не упускал. «Хорошо бы отыскать этого городского, который назвался его земляком, – пусть доскажет то, что он ему недосказал», – думал Савельев. Он даже попытался разглядеть его среди присутствующих, но, как он ни крутил головой, знакомой светло-рыжей шевелюры банкира так нигде и не увидел.