Мара

— Говорите и уходите, — произнесла она наконец. — Через несколько минут начинается представление.

— Я знаю. Я подслушивал. Но не подсматривал. Правда. Вы верите мне?

Разумеется, Мара ему не поверила. Если бы ей пришлось прятаться за занавеской в комнате, где переодевается мужчина с такими ярко-синими глазами и волосами цвета спелой пшеницы, она бы высмотрела все, что только возможно. Она не сердилась на него, поскольку не особенно стеснялась своей наготы — прекрасно знала, как великолепно ее обнаженное тело.

— Так что вы хотели сказать мне?

— Мой школьный клуб ежегодно устраивает в мае танцы, Я хотел бы пригласить туда вас.

Она смотрела на него в полном недоумении. Школа? По ее расчетам, он давно должен был бы уже выйти из школьного возраста!

— Неужели вам еще так мало лет, что вы учитесь в школе?

Он задумался, не вполне поняв вопрос.

— Мне двадцать два года, — сказал он на всякий случай. — И я уже заканчиваю учиться.

— Но почему вы до сих пор ходите в школу? Вы что, долго болели в детстве?

Наконец-то до него дошло!

— Видите ли, под словом «школа» я разумел колледж, — объяснил он с улыбкой. — Я учусь в Гарвардском университете.

— А… понятно. И там устраивают танцы. Но зачем вам я? Разве там у вас мало своих девушек?

Джейм поразился и этому вопросу, но виду не подал:

— Гарвард — мужской колледж.

— Хорошо, но все равно у вас должны же быть какие-то подружки. Почему вы хотите пригласить меня?

— Потому что вы самая красивая девушка, какую я когда-либо видел.

— Зачем вы врете? Я же знаю, что вы врете!

— С чего вы взяли?

— Я цыганка. По глазам вижу.

— А что, если я говорю правду?

Она пожала плечами с деланным безразличием.

Он пристально посмотрел на нее и тихо произнес:

— Три дня назад на утреннем представлении я впервые увидел вас… и полюбил. Поэтому я хочу пригласить вас на танцы.

Мара была совершенно сбита с толку. Она не знала, правду ли говорит этот человек.

— Уходите, — она указала ему на дверь. — Мой телохранитель неподалеку. Один мой крик — и от вас останется мокрое место.

— Ваш охранник в столовой, — ответил Джейм. — Впрочем, если вы просите, я уйду. Но не могли бы и вы оказать мне одну любезность? Я хочу, чтобы вы прикололи сегодня вечером к своему костюму эту орхидею. Это будет так много значить для меня!

Она покачала головой, но назад цветок ему не отдала.

— А вот моя визитная карточка, — продолжал он. — Если по какой-либо причине — хотя бы просто из любопытства — вы передумаете, позвоните мне.

Мара не взяла у него визитку, но Сен-Клер оставил ее на всякий случай на столике, затем нежно поцеловал Маре руку чуть пониже запястья. Он ушел, но в комнате остался легкий запах одеколона после бритья и аромат чистого, здорового мужского тела.

Мара аккуратно приколола орхидею к костюму. Джейм Сен-Клер сидел в одном из самых дорогих рядов и жевал воздушную кукурузу. Стоя за кулисами в ожидании, когда погасят свет, Мара думала о нем. Она была уверена, что он не сведет с нее глаз. Когда Мара предстала перед зрителями, то краем глаза заметила, как Джейм поднялся и поклонился ей. Она чуть было не расхохоталась. Какой же он все-таки смешной — а может, он просто сумасшедший?

Еще за кулисами Оли Джонсон спросил ее:

— Что это там за расфуфыренный пижон, а? Уж не он ли подарил тебе эту орхидею?

Мара сделала вид, что не слышит.

Даже под куполом она думала о Джейме Сен-Клере и не знала, огорчаться ей или радоваться, когда, закончив выступление и спрыгнув на плечи Лобо, она обнаружила, что место Джейма опустело.

На следующий день она видела его и на утреннем представлении, и на вечернем. Весь цирк уже говорил только о нем, ходили самые разные сплетни о «расфуфыренном красавчике» и о тех белых орхидеях, которые он регулярно присылает Принцессе перед каждым представлением.

Мара твердила себе, что он душевнобольной, что не следует принимать его всерьез. Но после очередного выступления она отыскала в костюмерной его визитку, попросила Кланки прочесть ей вслух номер и отправилась в давно перекрашенный Серебряный фургон к мистеру Сэму, чтобы оттуда позвонить.

Когда Джейм снял трубку, она высокомерно сообщила ему, что передумала. Ей совершенно нечего делать в выходной, поэтому она не прочь сходить с ним на танцы.

17

Как только ни уговаривала Кланки Мару не ходить на танцы к студентам! Во-первых, говорила она, все они богатые снобы, а во-вторых, этот Джейм уж чересчур красив.

— Он таскается сюда от нечего делать, — зудела подруга. — Видимо, ему хочется с тобой только поразвлечься.

Хотя Мара и сама сильно сомневалась в том, стоит ли ей пойти, но она почему-то обиделась за Джейма Сен-Клера и бросилась его защищать:

— Он был очень вежлив со мной, — сказала она. — И кроме того, Джоко тоже из богатых и знатных, а ведь он наиделикатнейщий из всех известных мне мужчин.

Лицо Кланки приняло какое-то странное выражение.

— Ну, и у Джоко есть свои закидоны… — пробормотала она.

— Нечего верить сплетням и обижать Джоко! Он мой друг, и я не хочу, чтобы при мне о нем плохо говорили.

Кланки пожала плечами.