Мара

Горас лучезарно улыбнулся ей. Сделав шаг вперед, он поклонился.

— Горас Б. Перкинс — весь к вашим услугам. Распространяю знаменитый «Эликсир Краснокожего». Он избавляет от озноба, запоров, болей в желудке, сводит бородавки — и большие и маленькие — и даже удаляет с ногтей заусенцы…

Заметив, что девушка слушает его с интересом, Горас продолжил этот длинный список.

Когда его фантазия наконец иссякла, Роза проговорила:

— А, «Эликсир-шоу»… да, я слышала о вас.

Внезапно она зевнула, да так широко, что глаза ее наполнились слезами. И не сказав ни слова, Роза поднялась с кресла, легла на матрас, свернулась клубочком и тотчас заснула.

— Как ты думаешь, что с ней произошло? — тихо спросила Берти у Гораса.

— Семейная драма, я полагаю.

— Ты хочешь сказать, у нее есть муж? Но ведь она еще совсем девочка.

— Нет, но, возможно, у нее есть какие-нибудь родственники. Может, она совершила что-то такое, что им не понравилось, и они взяли и выставили ее вон. Судя по ее поведению, она не особенно рвется домой. У этих чужестранцев черт знает какие порядки. Непохоже, чтобы над ней надругались. Или, по крайней мере, она не этим больше всего расстроена.

— Я вижу, ты внимательно ее разглядел, — сказала Берти с легкой издевкой.

— Но у меня же есть глаза, черт подери! — возразил Горас, но тотчас задумался:

— Как ты считаешь, сколько ей лет?

Берти пожала плечами:

— Тринадцать-четырнадцать — не больше. У южных народов девочки рано созревают.

— И что мы будем с ней делать?

— Пусть немного побудет у нас — залечит свои раны, слегка отъестся, а потом придется отдать ее в руки властей. Сам знаешь, еще один рот нам не по карману.

Горас согласился с женой, и все же в его душу закралось сожаление. Эта девочка поразила его — тем, что ни разу не заплакала и не испугалась, оказавшись в чужом доме. Она вела себя мужественно, а Горас обожал сильных духом женщин.

— Ладно, пока все равно рано принимать какое-либо решение, — добавил он. — Поживем — увидим.

Позднее, когда Берти была всецело поглощена сборами в дорогу, Горас вспомнил о найденной им деревянной коробочке и решил посмотреть, что там. Открыв ее, он увидел колоду гадальных карт, и ему многое сразу стало ясно.

Но Берти он решил пока ничего не говорить, а коробочку спрятал подальше — в ящик с костюмами. Когда жены не будет поблизости, он рассмотрит колоду повнимательнее. Берти не должна ее увидеть — она не переживет, если узнает, что он привел в их добропорядочный дом цыганку.

4

Хотя весь опыт общения Мары с гаджоограничивался гаданием на картах да еще теми налетами, которые устраивали они с братьями на дома фермеров, она сразу смекнула, как ей нужно вести себя с этими людьми. Мара быстро сообразила, что ни высокого седого мужчину, ни его жену бояться не стоит.

Сначала ей показалось, что они жутко богатые: У мужчины были красивые часы на золотой цепочке, а на толстых пальцах женщины — несколько золотых колец.

Но их фургон удивил ее. Эти люди не цыгане, а живут почему-то в цыганском фургоне, какие Мара не раз видела в других таборах. У них самих в семье был один такой, привезенный еще со «старой родины». Неужели эти люди украли его? Ни один цыган ни за что не продал бы им столь бесценное сокровище.

Царившая в фургоне чистота поразила ее воображение. Деревянные стены были покрыты толстым слоем лака, медные горшочки на полке блестели точно зеркала, а на полу не было ни сориночки. Окна из настоящего прозрачного стекла сверкали так, словно их только что вымыли. Зачем эта женщина тратит столько сил и времени, чтобы убираться? Ведь пыль-то каждый день новая налетает.

А одежда, сушившаяся на веревке… зачем этим людям такое количество нижнего белья, столько брюк и юбок? Этого Мара никак не могла понять. Впрочем, она вообще никогда не могла понять гаджо: их иногда бывает так легко провести, но в то же время с ними нужно постоянно держать ухо востро. И с этими мужем и женой тоже надо быть настороже — как бы ни были они добры к ней.

Но в любом случае у Мары не было другого выбора, кроме как остаться здесь. Куда могла она направиться со своим синим вспухшим лицом?

На мгновение боль при воспоминании о происшедшем подкатила к ее сердцу, готовая, кажется, поглотить ее, но Мара подавила рыдания. Она не может проявлять слабость в присутствии чужих людей. Из их разговора она поняла: они не подозревают, что она цыганка. Мужчину одурачить будет легко, с женщиной же посложнее. У нее такие проницательные глаза, что наверняка все замечают. Но, с другой стороны, Берти была к ней добра, принесла ей одежду, накормила, уложила спать. Значит, пока не догадывается, кто она такая.

Мара почуяла запах какой-то вкусной еды. Она присела на матрасе, принюхиваясь к аромату. Неизвестно, как долго она пробудет в этом доме, но в одном можно быть уверенной: пока она здесь, голодать не придется.

— Как ты себя чувствуешь, детка? — спросила женщина. Горас куда-то ушел, и Берти была в фургоне одна.

— Спина… очень болит.

— Ничего удивительного. Но мы помажем ее мазью, и она скоро заживет, вот увидишь. Давай-ка снимай платье.