Мара из Троеречья (СИ)

Вчера вечером, перед тем как уйти, Федора дала Марушке задание на целую ночь. До рассвета девочка растирала в порошок высушенные травы и рассыпала в разные мешочки. Смешивать порошки для сборов Марушке пока не разрешалось. Знахарка худо-бедно научила ее сложению и вычитанию, а вот рассчитать, сколько и какого порошка нужно для определенного лекарства Марушка не могла — хотелось сделать всё на глаз, по наитию.

Когда из-за горизонта выкатилось румяным краем солнце, девочка закончила с работой, и ей стало категорически скучно. Проделанным объемом работы Марушка страшно гордилась — еще бы, растереть в порошок несколько мешков разных трав! За это хотелось себя чем-то подбодрить и порадовать. Тогда и появилась идея снять пробу с варенья…

Девочка зевнула и потерла глаза руками. Шальная мысль сбежать на весь день в лес отпала, не успев толком проклюнуться. Марушка знала, что, если сейчас еще можно было задобрить Федору и хотя бы смягчить наказание, то после побега выволочка будет грандиозной. Просить прощения у кошки за то, в чем девочка не считала себя виноватой, не хотелось. Втайне Марушка недолюбливала кошек — те были избалованы хозяйкой и находились в куда более почетном статусе, нежели сиротка. Впрочем, нелюбовь была взаимна. Кошкам нравилось пользоваться привилегиями своего положения и донимать девочку.

Как назло, ничего полезного, чем можно было бы смягчить бабкин гнев, в голову не приходило. Замести пол в избе, постирать, приготовить нехитрый обед, прополоть или полить несколько грядок в огороде, а большего на болоте не росло, — это и так были Марушкины прямые обязанности. Наспех размахивая веником из ивовых прутьев, Марушка прошлась по всей кухне, заглянув даже в те уголки, где пауки свили двойную паутину и, куда девочка предпочитала не заглядывать. За окном насмешливо блеснула изумрудами глаз кошка — какая именно, Марушка не успела понять, только зыркнула исподлобья и вернулась к работе. Кошек Марушка отличала друг от друга исключительно по расцветке — Федора же называла по именам, настолько вычурным и длинным, что девочка за годы не смогла их запомнить.

Борясь с зевотой, Марушка внимательно прислушивалась к звукам на улице, с замиранием сердца ожидая стука бабкиной клюки на пороге. Быстро окинув взглядом проделанную работу, недовольно цокнула языком — из-под потолка на свежеподметенный пол, медленно кружась, спускался клок пыли. Девочка привстала на носочки, но источника грязи не увидела. Пришлось переставлять скамейку, подставлять несколько ящиков и лезть под самую крышу.

В проеме, между подгнившими досками крыши и влажной соломой, на Марушку чернотой пустых глазниц смотрел лисий череп. Марушка поежилась от неприятного холодка, мурашками пробежавшего по спине, аккуратно сняла череп с блестящего металлического гвоздя и спрыгнула на пол. В лучах полуденного солнца, пробивающихся через мутное стекло окна, пыльный, пожелтевший от времени череп уже не казался таким устрашающим, как на первый взгляд. Девочка достала холщовую тряпицу, обмакнула в кадку с водой и принялась вытирать пыль с покрывшейся паутинкой трещинок кости. Внутри черепа что-то застучало, перекатываясь. Марушка аккуратно потрясла череп возле уха — точно, внутри было что-то маленькое. Наверное, какая-то косточка или лисий зуб сломался и закатился внутрь. Девочка перевернула череп зубастой челюстью вверх и попыталась пальцем выудить сломанную кость. После очередной попытки на ладошку Марушке выкатился невзрачный коричневатый камень и, не успела она толком рассмотреть его, рассыпался в пыль. Марушка боязливо сглотнула и поспешила спрятать череп, откуда взяла.

* * *

На поляне у поваленного дерева стояли двое. Первый — крупный мужчина с мечом за поясом, вперил взгляд в потрепанную карту. Его спутник — рыжий парнишка с хитрым прищуром глаз, обрывал завязь лещины и без промедления отправлял ее в рот.

— Как ты ешь эту гадость? — брезгливо выдавил первый, отвлекшись на довольное чавканье компаньона.

— Вкус детства, — засмеялся рыжий. — Слушай, может нас намахали с картой?

— Заказчик серьезный. Он шутить не любит, — и мрачно добавил, — А еще больше не любит, когда аванс пропит, а дело не сделано.

Мужчина оторвал взгляд от карты и осмотрелся вокруг.

— Лес сюда, — наобум ткнул пальцем в карту, — не нанесен. Не мог же он за пятнадцать лет вырасти из ничего?

Рыжий пожал плечами:

— Ты сам разжаловал меня из провожатых, — нахально выхватил карту, — давай, я снова поведу…

* * *