Марафон

дикости, до неприличия, хм, много, не двадцать, но человек пятнадцать есть, то есть эта троица метров на сто и мы метров на сто еще за ними, я, кажется, понял, чего Спенсер хочет, и как двойные часы,

и думает, что если я что задумал, он из-за спины обманет, а если

нет, поскачет на длинных ногах,

я мог бы шутя сделать чемпионом Джибу, потому что

если

да и он поймет слишком поздно, но ведь и мне не это нужно, черт,

об этом Сергеич мне не говорил, надо было думать раньше,

что делать с Джимми, от Джибы я бы избавился, отстав, и прибавив из середины группы, когда ему все надоест, оба варианта, приторможу, но Джимми

другой человек и грамотнее в сто раз.

Ему невыгодно, чтобы я ошибался,

но и мне невыгодно,

Главное, ничего не замечать,

может быть, тихо сосредоточиться,

на этот раз настоящей победы, наверное, не будет, только случайность,

Двое из нашей группы,

словно половина,

пошли поближе, зачем, опять же,

ведь их понемногу притягивает, магнетизм, да и все, так можно

только толкнуть Джибу, но он, вроде, не хочет,

зато хочет Шмидт, и опять растянет, конечно,

Джимми ликует, мне бы тоже радоваться, так как Джиба пошел за

болгарином за ним, но завидно.

Разве это зависть,

здесь не место сводить личные счеты, и я этого не понимаю, к сожалению, а эта компания тем паче, ей все равно, Шмидт пошел, надо не отпустить, а то, что один он ляжет через пять километров, им все равно,

но он один и не пойдет,

страшная штука бежать марафон вдвоем, особенно в идеальную погоду,

шаг шаг

шаг,

я очень спокоен, это Турин

Это не Турин,

Сергеич прав, но толку от этого

если я выиграю,

может, поэтому

это Турин,

одним меньше, но я его не знаю, он австриец, кажется, шел в голове, и, страшная вещь, как

покатился. Страшное дело,

рядом совсем и дышит злостью,

а лицо желтое и несчастное,

пот, который идти не должен.

И назад, и никто не сможет удержаться, и не посмотреть на него, и каждый взгляд его добивает. Но раз покатился, все. Тихо, и не настолько уж медленнее нас, но минут через семь-восемь он сойдет. Не фокусничай, нельзя следить за всеми фокусами Джибы, да и просто за всеми,

если бы на восемьдесят километров, да вполсилы, хотя сходить с ума столько времени подряд

что там дальше? Самый нудный отрезок до этой исторической поляны, где его поставили, будем,

пробежим мимо, и повернем, тогда будет о чем подумать.

Просил у памятника быть побойчее, и Сергеич тоже, значит, придется, они хотят там снимать и на финише, но это не до глянца, конечно, только просили.

Самое невеселое, десять километров по прямой по солнцу. Это и есть марафон, желтый, тягомуторный, без борьбы, бессмысленно,

да и то,

ради этого его и придумали, раздавить себя,

и хоть и теряешь в весе, это выходит разъедающая слабость, и человек сегодня, если ее вытравит, сильнее, чем какой-нибудь питекантроп, ничего не могу понять. Лучший забег в моей жизни. Такое чувство, что если я сейчас прибавлю, дойду до конца и не замечу, но опять-таки, все это не для пятнадцатого километра, вранье, я буду знать

как себя чувствую вот там, когда снимут, кстати, лучше бы сейчас, чтобы об этом не думать.

Опять с плакатами, но молчат и черт знает на каком языке, дружелюбно и довольно долго, похожи друг на друга. И трепыхнули.

Интересно было бы крупным планом снять, особенно снизу, и промерить углы, потому что точно до сих пор никто не знает.

На сколько кто там поднимает ногу и у кого какие углы и сколько на это времени.

В зависимости от погоды, как маленькие дети чувствуют и кричат ночью, кошмарное выражение, и вроде все просто, просто, но одному Богу известно почему, не холодно, не очень жарко, но как-то не очень располагает, я не понимаю, откуда эта легкость, поэтому она мне не нравится, правильное облегчение уже было, тоже не вовремя, но было, обманчиво, на этой легкости не перебьешься, не пройдешь, но можно от нее избавиться,

могу, для этого только одно, нужно бы прибавить, и, черт, если я прибавлю, ни Джиба, ни Шмидт - никто не удержится, каюк, но и мне тоже, я бы рискнул даже сейчас, если бы Джимми пошел со мной, но он не сумасшедший, хотя по-моему, его тоже тянет, нельзя, не раньше, чем минут через

сорок пять, скажем,

пораньше, лучший забег, молодцы, они нас разогнали так, что победитель, если не случится что-нибудь, хорошо бы, как будто нас с Джимми разгоняли на рекорд, я бы иначе разгонялся, но они же не нарочно, но что-то непонятно, непонятно, мы же должны воевать сейчас, в конце концов спорт, нужно быть честным, на месте Джибы я бы взял Шмидта с болгарином, раз они сами хотят, разогнался бы километра с двенадцатого, ушел бы,

черт, зло берет, если бы он так сделал, никто бы пальцем не шевельнул, ни Войтошек, ни Джимми, ни у меня, никто бы не помешал, и он мог бы уйти на километр за десять при его технике и просто, но километр у него никому не отыграть,

это не Шмидт, и он держал бы всю публику при себе,

или вернее, и даже сейчас, я на его месте, но это же чушь, он не я, до чего же смешно, он удержал бы, физически не выпустил этот километр, потому что ни Джимми, ни я, ни все прочие европейцы не могут