Марафонец

– Иначе это бы не было привычкой, – сказал Сцилла. И после этого с облегчением вздохнул. По крайней мере с идиотизмом покончено. Она курила, глубоко затягиваясь.

– Вы – Сцилла, – наконец сказала она.

Ну, Бог ты мой, после всего-то, кто же еще? Ее неопытность начинала злить его. Слишком многое он повидал, чтобы иметь дело с дураками и девчонками. Он не ответил, лишь кивнул.

– Я надеялась встретить женщину.

А я мужчину, чуть не ответил Сцилла, и это было правдой, так что он, естественно, промолчал.

– Сциллой ведь звали какую-то женщину-чудовище?

– Сциллой называли скалу. Скалу около водоворота. Водоворот назывался Харибда.

– И что, вы тоже скала?

Да. Был, в лучшие свои дни. Сцилла не ответил. Он понял, что она ходит вокруг да около. Но не понял почему: из-за неопытности или по другой причине.

– Мне поручили передать вам, что цена слишком высока.

– А вам не поручили поторговаться? – Она и вправду была хороша и очень изящна. Сцилла представил себе ее упругое тело.

Она кивнула.

– Конечно, поручили.

– Ну так что же вы, Бога ради, торгуйтесь, выдвигайте встречное предложение, так ведь положено – торговаться.

– Конечно, – она опять кивнула.

Ей очень страшно сидеть здесь, она не может даже скрыть это, хотя старается, будто кто-то собрался убить ее. И тут его мозг запоздало пришел к заключению: не ее, нет – это тебя кто-то собирается убить.

И если везение – часть замысла, то можно сказать, что ему повезло: он как-то бессознательно поднял правую руку к горлу и всего на какое-то мгновение опередил удавку-проволоку. Удавка врезалась ему в ладонь. Не ожидал он этого здесь, в Лондоне, но, если подумать, все было логично. Только логика не в состоянии объяснить, как совершенно бесшумно подкрался убийца. Ни один человек не владел таким искусством. Когда же проволока стала глубже врезаться в руку, а сознание – затуманиваться, Сцилла понял свою неправоту: есть такой человек, наверняка это Чен, хрупкий и смертоносный Чен, уникальный феномен, это он стоял сейчас за его спиной, он убивал его...

* * *

* * *

* * *

Когда выяснилось, что это Сцилла Чен обрадовался. Не из собственной сверхуверенности, а из-за понимания неизбежности грядущего. Так и получилось: Чен против Сциллы. Лучше теперь, чем откладывать, лучше уж он будет нападать, чем наоборот. Идеальной схватка для Чена была бы, если бы их оставили вдвоем в пустой комнате, обнаженными, с перепоясанными чреслами – пусть бы выжил сильнейший. Но, видимо, этому не бывать. Так что, узнав о своей жертве, Чен остался доволен.

Не был он доволен обстановкой. Темнота – не помеха, парк – не помеха, время суток – тоже. Беспокоило Чена время года. Летом Сцилла пришел бы в рубашке, и шея его была бы легко доступна. Но в сентябре, естественно, Сцилла придет в пальто, непременно будет прохладно, и велика вероятность того, что воротник его пальто будет поднят. Когда нужных точек на шее не видно, то легко промахнуться, а это даст Сцилле возможность нанести ответный удар. Или даже победить.

Чену это очень не понравилось, поэтому он решил взять с собой нунчаки.

Нунчаки – эффективное оружие, древнее как мир: две деревянные палочки, соединенные проволокой или кожей.

Чену нравилась проволока.

Он мастерски владел нунчаками, и на белых необычность этого оружия наводила страх. Белые знают, что такое нунчаки.

А потом пришла мода на фильмы с кунг-фу. Брюс Ли с экрана вовсю крутил нунчаки, и, ужасаясь, Чен смотрел, как священное оружие становилось забавой подростков во всем мире. В Лос-Анджелесе мальчишки крутили нунчаки. В Ливерпуле они стали чем-то обычным. Обычным. Это настоящее издевательство. Чен ходил на все фильмы Брюса Ли и шептал проклятия.

На встречу со Сциллой Чен подошел в 2,30. Он знал, что девушка должна прийти в 3.30, но опоздает на девять минут, чтобы позлить этого здоровяка. Чен предположил, что Сцилла подойдет к трем часам: сам Чен обычно приходил на подобные свидания с получасовым запасом как минимум, и он бы удивился, не поступи Сцилла так же.

В полтретьего Чен быстро, но тщательно осмотрел местность и устроился за скамьей, на которую должен был сесть Сцилла: удобное место, оно было недалеко от кустов, там Чен не будет заметен.

Чен присел и стал ждать.

Он мог просидеть на корточках... ну сколько? День? Да, день: однажды пришлось целый день сидеть неподвижно. Может, он выдержит и дольше. Если потребуется – выдержит. Чен замер, и, когда в три часа Сцилла осматривался по сторонам, Чен уже стал частью ландшафта. Ничем он не выдал себя. Он пришел сюда раньше Сциллы, а уйдет, когда Сцилла будет мертв.

Нунчаки Чен держал в расслабленных руках, по палочке в каждой, давая упругой проволоке скручиваться, как она желает.

В 3.41 он встал и напряг мышцы рук. Они были его гордостью, эти руки, он работал ими всю жизнь, ведь сам он был щуплым. Он никогда не весил больше ста фунтов.

Чен начал продвигаться вперед.

– Сциллой ведь звали какую-то женщину-чудовище?

– Сциллой называли скалу. Скалу около водоворота. Водоворот назывался Харибда.

– И что, вы тоже скала?

Сцилла молчал. Чен приближался.