Узкий язычок твари порхал между ядовитых зубов, а острые зрачки больших выразительных глаз еще больше сузились, провожая фигурку одинокого путника.
А Гордас все шел и шел, пока не упал и не выпил остатки воды, потом пытался ползти, скоро впал в забытье, но, очнувшись от ночной прохлады, двинулся дальше. Уже все равно в каком направлении... А когда, спустя еще один день, жажда стала особенно невыносима, Гордас скорчился на песке и приготовился уснуть навсегда. И даже не удивился, увидев, как перед его лицом льется поток живительной влаги. Какой реальный мираж!
Заставив себя разлепить припухшие веки, курсант заметил рядом человека. Тот с видимым наслаждением глотал напиток из бутылки с яркой наклейкой, после чего отставил посудину в сторону и обратился к лежавшему на земле Гордасу.
— Осталось совсем немного. Продержись до утра, должен пойти дождь, вон там, впереди, видишь, начинаются горы. Буду ждать тебя в амфитеатре среди скал.
— Оте-ец… о-те-ец... подожди...
— Мне пора. Помни, я слежу за тобой. Я всегда где-то рядом. Ты не один.
Напрасно стараясь подняться, Гордас словно в тумане видел, как человек в военной форме быстрым шагом направляется к летмобилю. Затрудненный вздох… приступ лающего кашля, как будто легкие под завязку забиты песком. Обман… Ему просто померещилось – никого здесь не было, это всего лишь игры умирающего сознания. Надежда высохла подобно плоти старого Садовника.
Но на песке лежала закрытая полупустая бутылка с бесцветной жидкостью, а от нее на ближайший холм вели следы тяжелых армейских ботинок.
Пока Гордас открывал свою находку и жадными, судорожными глотками пил воду, их уже замело.
Глава 5. В становище у подножья гор
Гордасу казалось, что он умер и ничего плохого с ним случиться уже не может. Правда, зачем-то при сознании еще оставалось тело – легкое, иссушенное пустыней, оно внезапно стало надоедать изрядно поношенной одеждой. Порой ему хотелось избавиться от своей плоти, стянуть ее с себя, как змеи сбрасывают старую кожу негодным чулком.
И вот тогда-то, возможно, начнется настоящая полноценная жизнь, лишенная всех тягот физического существования, прервется череда примитивных процессов вроде круговорота крови, разносящего по клеткам питательные частицы и кислород, остановится обмен веществ – разрушение отживших структур и рост новых.
Лежа на холодном песке лицом к безразличному куполу иссиня-черного неба, Гордас отчетливо слышал, как безропотно работает веками отлаженный механизм его сердца, но дух его в это время свободно парил меж льдом и пламенем космической Короны планеты. Что еще удерживает его на бесплодной, чужой земле?
Долг… память… амбиции… Какая мелочная суета для того, кто постиг хрустальную музыку звезд, кто греется у небесных костров и способен покинуть пределы земной тверди, чтобы раствориться во Вселенной, но не исчезнуть совсем, а стать посланником в другие, еще неизведанные миры.
Может, здесь осталось незавершенным какое-то важное дело? Гордас силился вспомнить свою прежнюю жизнь, и она казалось ему набором детских картинок. С юности под руководством отца шла изнурительная подготовка к чему-то торжественно-страшному и манящему. Посвящение на Маракхе. Проверка на пригодность службе в рядах армии Марионы. Смешная нелепость!
Люди на побережье суетятся как муравьи под бездонной, опрокинутой чашей неба и вся-то их жизнь состоит из крохотных однообразных радостей и печалей. Люди стареют и умирают, сменяя поколение за поколением, и над каждой судьбой висит неумолимая случайность – прихоть Марионы.
В таком случае, что есть самого ценного в пустом бессмысленном существовании, на что опереться, вокруг чего строить свою маленькую жизнь, будучи запертым внутри уникального биоскафандра, именуемого человеческим телом? Верность, дружба, любовь... Вечная загадка и вечный выбор.