Маракотова бездна. Страна туманов (сборник)

Речь оказалась яростной, но неэффективной. Стало очевидно, что выдающийся человек находится в замешательстве. Челленджер понял, что случай не простой и требует серьезной подготовки. Он же по легкомыслию не придал предстоящей дискуссии особого значения. Тогда профессор решил спрятаться за грубыми словами, нападками и недоказанными утверждениями. Подобная тактика срабатывает в кругу единомышленников, но ни в коем случае не является серьезным аргументом для антагонистов, которые ищут любую возможность, чтобы отыграться. Спиритуалисты казались, скорее, удивленными, чем разгневанными. Материалисты беспокойно заерзали в креслах. Джеймс Смит поднялся на ноги ради заключительного сражения. В его облике ощущалась неотвратимая угроза.

Смит заявил, что просит своего выдающегося оппонента проявить более научный подход. Экстраординарным фактом является то, что многие ученые мужи, когда затронуты их пристрастия и предубеждения, выказывают смехотворное неуважение к собственным принципам. Что может быть важнее правила, которое гласит: сначала следует изучить предмет, а лишь затем осуждать его. В последние годы на примере беспроволочного телеграфа и летательных аппаратов, которые тяжелее воздуха, мы убедились, что невероятное зачастую становится реальным. Поэтому весьма опасно заявлять a priori[15], что некое явление невозможно в принципе. Профессор Челленджер совершает именно эту ошибку. Он воспользовался известностью, приобретенной в определенных областях науки, для того чтобы дискредитировать предмет, в котором совершенно не разбирается. Если человек является выдающимся физиком и физиологом, это еще не значит, что он может стать авторитетом в области парапсихологии.

Совершенно очевидно, что профессор Челленджер не ознакомился с основными трудами по вопросу, в котором мнит себя знатоком. А между тем может ли он сообщить уважаемой публике, кто является медиумом у Шренк-Нотцинга? Смит замолчал в ожидании ответа. А имя медиума у доктора Кроуфорда? Нет? Может быть, профессор знает, какую цель ставил перед собой профессор Цольнер из Лейпцига? Что, вы и этого не знаете? Но ведь это основные вопросы дискуссии! Смит некоторое время колебался, стоит ли переходить на личности, но сильные выражения, которые использовал Челленджер, требовали достойного ответа. Например, известно ли уважаемому профессору Челленджеру, что эктоплазма, над которой он так искренне насмехался, была недавно тщательно изучена двадцатью немецкими профессорами. Вот их имена! Немецкие ученые как один подтвердили существование эктоплазмы. Каким образом профессор Челленджер может отрицать то, что доказано этими почтенными джентльменами? Может, их также обозвать дураками и преступниками? Проблема в том, что профессор явился сюда, не имея ни малейшего представления о фактах. Он о многом услышал здесь впервые. Профессор не знает, что наука о сверхъестественных явлениях имеет свои законы, иначе не стал бы выдвигать наивного требования о том, чтобы создание из эктоплазмы появилось на сцене при свете дня. Ведь каждый, кто начинает изучать спиритуализм, знает, что эктоплазма распадается при ярком свете. Что касается убийства в Пекхем Рае, то до сих пор никто не предполагал, что мир ангелов является филиалом Скотленд-Ярда. Подобные требования не что иное, как пускание пыли в глаза уважаемой публики. Такому человеку, как профессор Челленджер, негоже…

Именно в этот момент произошел взрыв. Челленджер ерзал на стуле. Челленджер подергивал бороду. Челленджер свирепо пялился на оратора. Неожиданно профессор вскочил и, как раненый лев, одним прыжком приблизился к столу председателя. Почтенный джентльмен дремал, откинувшись в кресле и сложив пухлые ручки на объемном животике. Яростная атака профессора заставила его вздрогнуть. Бедняга с перепугу чуть было не свалился в оркестровую яму.

– Садитесь, сэр! Садитесь! – закричал он.

– Я отказываюсь садиться! – зарычал в ответ Челленджер. – Сэр, я обращаюсь к вам как к председательствующему. Неужели я присутствую здесь, чтобы подвергаться оскорблениям? Это невозможно вынести! Я более не потерплю подобных выпадов! Так как затронута моя честь, полагаю, я должен взять инициативу в свои руки.

Как все люди, не привыкшие считаться с мнением окружающих, Челленджер весьма болезненно воспринимал любое покушение на собственное «я». Каждое едкое замечание оппонента болезненно ранило его, словно бандерилья{137}, вонзающаяся в бок разъяренного быка. В безмолвной ярости Челленджер потрясал огромным волосатым кулаком над головой председателя, хотя угрозы профессора предназначались непосредственному противнику, насмешливая улыбка которого вынудила его к более решительным действиям.

Челленджер стал подталкивать толстяка председателя вдоль края сцены. Зал немедленно превратился в сумасшедший дом. Половина рационалистов была шокирована, остальные, желая поддержать своего лидера, гневно кричали: «Стыд! Позор!» Спиритуалисты позволяли себе отдельные ехидные выкрики, а некоторые бросились к Смиту, чтобы защитить его от физической расправы.