Маракотова бездна. Страна туманов

Мэлоун потерял возможность работать журналистом, с тех пор как по Флит-стрит поползли слухи о его независимости и упорном нежелании идти на компромисс. Его место в редакции занял молодой, злоупотребляющий спиртным еврей, который немедленно разразился серией статей, описывающих спиритуализм в юмористическом ключе. Продолжатель дела Мэлоуна представлял себя независимым и объективным исследователем. Венцом его так называемых публикаций стало предложение пяти тысяч фунтов человеку, который сможет угадать первую тройку победителей в предстоящем дерби{165}, а также рассуждения о том, что эктоплазма представляет собой не что иное, как пивную пену, искусно спрятанную хитроумным мошенником-медиумом. Нечего и говорить, что подобные статьи пользовались бешеным успехом у публики, что немедленно отразилось на тираже.

Дорога, закрытая для Мэлоуна с одной стороны, открылась с другой. Челленджер потратил большую часть жизни на уникальные эксперименты. Он нуждался в преданном, толковом помощнике, который продолжил бы его дело. Жизненные достижения Челленджера включали в себя изобретение многочисленных приборов и механизмов, применение которых на практике приносило ощутимый доход. Среди его изобретений выделялись: система автоматической сигнализации для кораблей на мелководье; приспособление, отражающее атаки торпед; новый, революционный способ выделения водорода из воздуха; радикальное улучшение беспроводной связи и многое-многое другое. Внедрение патентов в жизнь являлось неплохим источником денежных поступлений, но требовало должного управления и учета. Разъяренный поступком Корнелиуса профессор передал в руки будущего зятя все денежные потоки, и Мэлоун рьяно отстаивал его интересы.

Челленджер и сам серьезно изменился. Коллеги профессора заметили перемену, но не могли понять причину столь странного поведения. Он стал гораздо мягче, спокойней и увлекся духовными вопросами. В глубине его души росла убежденность в том, что, будучи сторонником материалистических научных методов познания, он был препятствием на пути изучения человеческой души. Угрызения совести и стали основной причиной происшедших в характере Челленджера перемен. Со всей присущей ему энергией профессор принялся изучать обширную литературу, рассказывающую об удивительном мире сверхъестественного. Отбросив былые предубеждения, Челленджер прочел замечательные откровения Гэра, де Моргана{166}, Крукса, Ломброзо, Баретта, Лоджа и многих других, не менее великих ученых. Профессор удивлялся, как ему могло прийти в голову, что все эти выдающиеся люди ошибаются. Яростная и цельная натура Челленджера заставила его защищать спиритуализм с той же страстностью и нетерпимостью, с какой он когда-то нападал на это учение. Время от времени старый лев грозно рычал на тех, кто еще вчера был его верным соратником.

Его выдающая статья в «Спектейтор»{167} начиналась словами: «Тупоголовое невежество и упрямый скептицизм прелатов{168}, которые отказывались взглянуть в телескоп Галилея и увидеть спутники Юпитера, нашел свое выражение в наши дни. Шумные невежи щеголяют экстремистскими суждениями о духовных материях, не имея ни малейшего представления о предмете и не желая познакомиться с ним поближе». В последних предложениях статьи Челленджер отзывался об оппонентах, как о людях, «взгляды, которых не соответствуют двадцатому столетию, а скорее относятся к ментальным пережиткам, свойственным каменному веку». Критики в ужасе подняли руки: яростная атака исходила от человека, который долгие годы считался несгибаемым материалистом.

Черная грива Челленджера поседела, но его великий ум стал еще острее, еще активнее перед лицом открывшихся перспектив. Будущее, которое казалось жестоко ограниченным неумолимой смертью, утратило границы и обещало небывалые возможности для развития, самосовершенствования и работы.