Маракотова бездна. Страна туманов

– Это случилось после смерти моей жены. Вы были с ней знакомы, Мэлоун, поэтому понимаете, чем для меня стала ее смерть. На следующую ночь после кремации… ужасно, Мэлоун, ужасно. Я видел, как дорогое маленькое тело опускается все ниже и ниже. Лязгнула металлическая дверь. Языки пламени поглотили ее…

Рыдания стали сотрясать сильное тело профессора. Он закрыл глаза руками.

– Не знаю, зачем рассказываю вам об этом. Пусть мой рассказ послужит предупреждением. В ту ночь, ночь после кремации, я сидел в холле. Она находилась рядом со мной, – профессор кивнул в сторону Энид. – Бедная девочка заснула прямо в кресле. Вы бывали в нашем доме в Ротерфилде, Мэлоун? Помните огромный холл? Я сидел напротив камина. В комнате царил полумрак. Мрак царил и в моих мыслях. Мне следовало отправить Энид в постель, но она лежала, откинувшись в кресле, и я не захотел будить ее. Стрелки часов показывали час ночи. Полная луна светила сквозь оконные стекла. Я сидел, полностью погруженный в свои мысли. Неожиданно раздался непонятный шум.

– Да, сэр?

– Поначалу шум был тихим, едва уловимым. Затем стал громким и более отчетливым. Раздавался ритмичный стук: тук, тук, тук. Вдруг случилось нечто такое, что заставляет доверчивых людей создавать легенды и верить в них. Вы, должно быть, знаете, что моя жена стучалась в дверь особым образом: костяшками пальцев она отбивала незатейливую мелодию. Со временем я стал узнавать о том, что она рядом, услышав постукивание пальцев. Тогда мне показалось – да, в тот момент мои чувства были невероятно напряжены, а мысли подавлены, – что раздался знакомый ритм. Я не мог определить, откуда доносится звук. Можете представить, с каким напряжением я пытался это сделать. Постукивание раздавалось откуда-то сверху, с чердака. Я потерял ощущение времени. Загадочный стук продолжался.

– О папа, почему ты не рассказал мне об этом?

– Помнишь, я разбудил тебя и попросил посидеть тихо рядом со мной?

– Да, прекрасно помню.

– Мы долго сидели в тишине, но более ничего не происходило. Таинственный стук прекратился. Конечно, это была галлюцинация. Источником звука могли быть насекомые, которые завелись в дереве, или плющ, шелестевший снаружи. Мой воспаленный мозг сам воссоздал знакомый ритм. Подобным образом все мы превращаемся в доверчивых глупцов. Это событие открыло мне глаза. Я понял, почему даже самого умного человека могут ввести в заблуждение его собственные эмоции.

– Но откуда вы знаете, сэр, что это не была ваша жена?

– Абсурд, Мэлоун, абсурд. Я же говорил, что видел, как пламя поглотило ее тело. Что могло от нее остаться?

– Ее душа, сэр.

Челленджер грустно покачал головой.

– Когда тело распалось на элементы, дым поднялся в воздух, от нее осталась лишь горстка серого пепла. Это конец, дорогой друг. Она сыграла свою роль, сыграла прекрасно. Смерть подвела финальную черту, Мэлоун. Разговоры о душе являются ничем иным, как пережитком анимизма{67} пещерного человека. Это суеверие, миф. Как физиолог заявляю: человека можно заставить совершить злодеяние или превратить в праведника путем манипуляций с сосудами мозга. Посредством несложной операции я способен превратить доктора Джекилла в мистера Хайда{68}. Другой добьется того же воздействием на психику. Алкоголь также подойдет для этой цели. Наркотики не менее эффективны. Абсурд, Мэлоун, абсурд! Утро никогда не наступит… Впереди нас ждет ночь, вечная ночь… долгий отдых для усталого путника.

– Грустная философия.

– Лучше грустная, чем фальшивая.

– Вероятно. Воспринимать окружающий мир таким, каков он есть – признак зрелости. Я не стану возражать. Мой разум утверждает, что вы правы.

– Но мои инстинкты утверждают обратное! – всхлипнула Энид. – Нет, нет, никогда я не смогу в это поверить. – Энид обхватила руками бычью шею отца. – Неужели, папа, после смерти от твоего могучего интеллекта и выдающегося характера будет не больше пользы, чем от сломанного будильника?

– Четыре ведра воды и мешок соли, – улыбнулся Челленджер и осторожно разъединил крепкие объятия дочери. – Вот из чего состоит твой отец. Тебе стоит смириться с этим. Сейчас без двадцати восемь. Если сможете, возвращайтесь, Мэлоун, и расскажите о своих приключениях среди сумасшедших.

Глава 2, в которой описан вечер в странной компании

Романтические отношения между Энид Челленджер и Эдвардом Мэлоуном не вызовут интереса у читателя лишь потому, что совершенно не интересны автору. Невидимый, но всесильный инстинкт продолжения рода характерен для всех молодых представителей человеческой расы. В данном повествовании нам предстоит иметь дело с материями менее распространенными и более возвышенными. Отношения, которые связывали Энид и Мэлоуна, упомянуты только для того, чтобы подчеркнуть, насколько тесными и по-настоящему товарищескими они были. Если человеческая порода улучшилась, по крайней мере, в англо-кельтских странах, то во многом благодаря тому, что отношения между молодыми людьми обоих полов освободились от ханжества и превратились в открытое и честное товарищество.