Марат

Мария Антуанетта с неистощимой изобретательностью придумывала все новые и новые развлечения. Она хотела вернуть королевскому двору былой блеск — великолепие времен «короля-солнца», а самой быть в центре всеобщего поклонения. Празднества следовали одно за другим: балы в королевском дворце, пышные театральные представления, выезды всем двором на охоту. Королевская конюшня насчитывала около тысячи шестисот лошадей; их обслуживали тысяча четыреста слуг. В разоренной и обнищавшей стране королева придумывала сложные и очень дорого стоившие работы по перепланировке Версальского парка и перестройке дворца в Трианоне. Деньги текли из казны все ширящимся потоком.

В 1781 году Неккер с разрешения короля, чувствовавшего приближение катастрофы, опубликовал отчет о состоянии финансов. Хотя из отчета были исключены все чрезвычайные доходы и расходы и сам отчет изрядно «подчищен», все же он произвел потрясающее впечатление на современников. Из опубликованных цифр. можно было составить хотя бы приблизительное представление о том, какие огромные суммы пожирает небольшая кучка людей и в каком бедственном состоянии находится королевская казна.

Единственным практическим последствием опубликования отчета была отставка Неккера. Всегда колеблющийся король не решился поддержать своего директора финансов, подвергшегося яростным нападкам. Подчиняясь требованиям придворной камарильи, он заменил экономного Неккера расточительным Жоли де Флери, который начал с того, что восстановил все сокращенные предшественником должности, отменил Все его распоряжения, предусматривавшие сокращение расходов, и ввел новые налоги.

Наступила полоса открытой, ничем не умеряемой и ничем не сдерживаемой реакции. В полном противоречии с глубинными экономическими процессами, с общим социальным и политическим развитием страны монархия и поддерживавшие ее привилегированные сословия пытались повернуть историю вспять.

Вновь были восстановлены страшные «lettres de cachets» — тайные королевские приказы об аресте, позволявшие без суда и следствия бросить любого подданного короля в темницу. Снова начались аресты, ссылки, заключения в казематы Бастилии. Правительство и церковь начали преследования «партии философов», произведений «крамольной мысли». Не понимая, в какое неловкое и даже, более того, позорное положение они ставят правительство, власти в 1785 году запретили тридцатитомное собрание сочинений Вольтера — писателя, составлявшего национальную славу Франции, а несколько ранее сожгли на костре сочинение Рейналя.

В эпоху полного торжества идей Просвещения, в век разума, огромных успехов точных и естественных наук, открытий Лавуазье, перелета Бланшара на аэростате через пролив Ла-Манш, в век расцвета французского материализма церковь и правительство вновь стали требовать признания божественного происхождения королевской власти.

В армии пытались возродить старый, кастовый феодальный дух. В 1781 году был принят закон, согласно которому офицерские чины могли присваиваться только дворянам. Ни знания, ни умение, ни воинская доблесть, а четыре поколения принадлежности к «благородному сословию» открывали доступ в ряды командиров и призваны были обеспечить военную славу и безопасность страны.

Новые управители финансами королевства — Жоли де Флери, Д’Ормессон и Калонн — заурядные и жадные до наживы чиновники, стремившиеся угодить и королеве и братьям короля с их фаворитами и фаворитками, но не забывавшие никогда и о собственном кармане, быстро довели страну до финансовой катастрофы.

В особенности преуспевал в этом Калонн, эта «дырявая корзина», этот «мот, задолжавший и богу и дьяволу», как называли его современники, начавший свою министерскую деятельность с того, что заставил короля оплатить двести тридцать тысяч ливров своего собственного долга. Калонн возвел жульничество в государственную систему: он всех обманывал, всех обворовывал; он швырял казенные деньги направо и налево, создавая даже на короткое время видимость благополучия и чуть ли не процветания.

Калонн за три года произвел займы на шестьсот пятьдесят три миллиона. К 1789 году государственный долг возрос до чудовищной цифры — четырех с половиной миллиардов ливров. За недолгое царствование Людовика XVI государственный долг увеличился в три раза; французское финансовое ведомство еще не знало таких фантастических цифр долговых обязательств. Четыре с половиной миллиарда!

«Спасайся, кто может!» — этот иронически-проницательный призыв Вольтера 1776 года десятью годами позже был переиначен господствующим феодальным классом в цинически-немудреный принцип: «Живи сегодняшним днем!»