Марат

Самая революционная, самая демократическая организация столицы — клуб Кордельеров — приняла специальное постановление: просить Марата возобновить издание своей газеты. «Сегодня больше чем когда-либо чувствуется необходимость энергичного выступления, чтобы разоблачить бесконечные заговоры врагов свободы и будить народ, заснувший на краю пропасти… Мы надеемся, что «Друг народа» не покинет родину в то время, когда она больше всего нуждается в просвещении», — говорилось в постановлении кордельеров. И, отвечая на это требование демократических организаций, Марат возобновляет издание «Друга народа».

Авторитет и популярность Марата к этому времени чрезвычайно возросли. Он уже становится самым авторитетным, самым популярным журналистом. Простые люди называют его так, как обозначена газета: «Друг народа». И действительно, он является другом французского народа и в широком смысле, сражаясь за его демократические права, за всемерное развитие революции; и он является другом народа в узком смысле слова — защитником бедноты, защитником неимущих, защитником людей труда.

Уже давно прошло то время, когда Марату приходилось добиваться, чтобы его голос был услышан. Он уже не был тем безвестным журналистом, над которым посмеивались знаменитые литераторы эпохи. Его имя гремело теперь по всей стране. Его боялись, его считали самым опасным противником.

Время подтвердило правоту большинства обвинений Марата. Враги Марата создали легенду о том, что Марат был человеконенавистником, что он любил говорить только дурное о людях, что ему было чуждо чувство добра, что он не имел друзей. Нет клеветы подлее, чем эта. Достаточно перелистать страницы «Друга народа», чтобы убедиться, как наряду со словами хулы, обвинений, направленных против врагов народа, Марат с глубоким сочувствием и одобрением отзывается о ряде выдающихся деятелей революции. Марат различал людей, сражавшихся за революцию, исходя из того, как они служат интересам народа.

Марат был одним из первых, кто сумел оценить высокие достоинства и важную политическую роль Робеспьера. Он всегда отзывался о нем с чувством глубокого уважения, с сочувствием, симпатией. Уже в ноябре 1791 года Марат писал: «Робеспьер — вот человек, который более всего нужен нам», и тогда же: «Его имя всегда будет дорого для честных граждан»; он считал его единственным настоящим патриотом в Учредительном собрании. Они не стали лично близки: сдержанный, строгий Робеспьер редко с кем шел на тесную дружбу; им случалось расходиться в мнениях, но при всем том Марат поддерживал борьбу, которую вел Робеспьер в Национальном собрании, поддерживал его политическую линию.

До определенного времени Марат отзывался с уважением и симпатией о Жорже Дантоне; выдающийся трибун кордельеров внушал ему тогда полное доверие. Он вел также дружбу, вполне совмещавшуюся с критическим, иногда насмешливым, иногда сердитым словом, с талантливым и легкомысленным, «генеральным прокурором фонаря» — Камиллом Демуленом. До конца 1792 года он оказывал постоянную поддержку Петиону и ряду других передовых деятелей революции.

Марату случалось и ошибаться. Как всякому человеку, ему были свойственны и промахи и просчеты. Так, проницательность обманула его в оценке Луи Мари Станислава Фрерона. Луи Фрерон, издававший в первые годы революции журнал «Оратор народа», пользовался особым расположением Марата. Друг народа называл его своим учеником и публично, со страниц своей газеты, призывал относиться с доверием к Фрерону. Марат ошибся. Позже, когда Марата уже не было в живых, Фрерон стал перерожденцем, одним из главных деятелей термидорианского контрреволюционного заговора, главарем банд «золотой молодежи», громившей последние демократические учреждения якобинской диктатуры. Он стал злобным, воинствующим врагом народа.

Марат не сумел разглядеть будущего лица своего ученика. Но, как правило, его политическая прозорливость была почти безошибочной.

Утверждение о том, что Марат любил лишь чернить людей, а не хвалить, опровергается всеми известными фактами его биографии. Марат добровольно взял на себя самую трудную задачу — сражаться с сильными мира сего.

Что приносила ему эта борьба? Она создавала ему лишь неисчислимые затруднения, влекла за собой травлю, преследования, репрессии; она обрекала его на страшную, непосильную борьбу из подполья.

Но время шло, и оно убеждало, доказывало, кто прав и кто виноват. Когда Марат начинал свою борьбу, его политические противники были на вершине могущества. Неккер, Мирабо, Лафайет — это были самые громкие во Франции да и во всей Европе имена. Казалось, их популярность и сила их влияния не имеют предела. Но прошло три года, и доктор Марат, чудаковатый журналист, над которым посмеивались на всех званых обедах политические главари новой Франции, оказался единственно. правым в этом споре. Жизнь подтвердила все его обвинения.