Марат. Любить вопреки (СИ)

— Умница, — отец встает, подходит ко мне, проводит ладонями по плечам. Я съеживаюсь от ужаса происходящего, а он целует в макушку. — Обещаю, малыш, со временем станет легче. Все наладится, и ты обязательно будешь счастлива. По-настоящему счастлива. Я люблю тебя, малышка Рори. Моя маленькая, такая долгожданная девочка, которая вдруг решила вырасти. Пойдем. Я отвезу вас в хороший ресторан, где вы поговорите. А потом мы поедем домой, я куплю тебе мороженое и любой подарок, какой ты захочешь, как мы делали в твоем детстве, когда ты грустила. Помнишь?

Глава 22. Наверное, именно так выглядит смерть

Глава 22. Наверное, именно так выглядит смерть

Марат

После укола мне и правда быстро полегчало. И денег с меня категорически не взяли, хотя я предлагал.

Все посторонние мысли покинули мою голову, как только из кабинета гинеколога вышел отец Авроры. Один. Хочу войти к ней, но передо мной моментально вырастают два охранника. Отец Ро равнодушно мажет по мне взглядом и садится на диван.

— Пустите меня к ней, — прошу парней.

— Сядь! — холодно осаживает Стоцкий. — Аврора выйдет через пять минут.

А я не могу! Ни сидеть, ни стоять. Забыл о том, что у меня все болит и та пара часов, что мне удалось поспать, сил ни хрена не прибавила. Я держусь на топливе по имени «Аврора». Мысли о ней, страх за нее не дают упасть и сдохнуть сию же секунду.

Похуй на то, что мои метания раздражают ее отца. Хожу вдоль стены все время глядя на закрытую дверь кабинета и насмехающихся надо мной охранников. Интересно, если попытаться вырвать им сердца, им будет так же весело?

Пять минут — это очень долго без нее в данных обстоятельствах. Я разбиваю их на секунды и считаю. Время становится материальным, ощутимым. Там легче.

Дверь открывается и выходит она. Моя бледная мечта с совершенно затравленным, несчастным взглядом. Глазки покраснели, губы пересохли. Ро похожа на приведение. И мне совсем не нравится то, как это приведение на меня смотрит. Под ребрами начинает колоть от слезинки, сорвавшейся с ресниц, от того, как она пытается проглотить остальные, как отводит взгляд и смотрит теперь только себе под ноги.

— Мы едем? — поднимается Стоцкий. Ро кивает, проходит вперед, следом охрана, потом ее отец все так же, в телефоне. А за ними я.

Всей делегацией выходим на улицу. Меня отправляют к той машине, на которой привезли сюда. Аврора садится с отцом в другую. Ничего не понимая, смотрю, как они отъезжают первыми.

— Куда мы? — спрашиваю у водителя.

— В ресторан, — холодно отвечает он и больше не говорит со мной.

Уперев затылок в подголовник, прикрываю глаза. Что это был за странный взгляд? Она будто… Прощалась? Нет. Да ну нахер? Это моя температура и события последних суток. Не может этого быть. Просто не может.

Паркуемся. Выхожу из тачки. Авроре помогают. Отца ее не видно, и я сразу же этим пользуюсь. Охрана не тормозит. Обнимаю ее, а она меня в ответ нет. Всхлипывает, шмыгает носом, вдыхает мой запах с куртки и не шевелится.

— Мечта моя, что случилось? Что он сказал тебе? — беру ее лицо в ладони, заставляю смотреть на себя. Она опускает ресницы и уводит взгляд куда угодно, чтобы только не встречаться с моим.

— Здесь холодно, — ее голос звучит совершенно безжизненно. — Поговорим в ресторане.

— Конечно, — целую ее в макушку, беру за руку и веду за собой.

Для нас успели заказать отдельную кабинку. Приветливый хостес провожает, официант приносит меню. Мы заказываем только по чашке чая с лимоном. Сидим друг напротив друга, а хотелось рядом. Через стол тянусь к ее руке. Ро отдергивает свою. Отрицательно качает головой и жует губы, чтобы не плакать, но у нее не получается. Я сегодня столько ее слез увидел. Мне на всю жизнь хватит. Хочу, чтобы улыбалась. Ей нужны положительные эмоции. Нашему малышу нужны.

Оставив куртку на своем диване, все же пересаживаюсь к Авроре. Она вздрагивает и отодвигается.

— Сядь туда, пожалуйста, — просит едва слышно.

— Да что такое?! Ты можешь мне объяснить?! — психую, потому что нервы уже не вывозят все это. И слезы ее как серпом по яйцам. Сделать нихера не могу! Отвратительное чувство. Ненавижу его!

— Не кричи на меня.

— Я не на тебя. Я вообще.

— Марат, — она делает глоток из своей чашки, — спасибо за два чудесных месяца…

— Не смей! — у меня под кожей начинают рваться мышцы и вены. Адски больно. Грудь сдавило от такого начала разговора.

— Не перебивай меня, — снова безжизненно и глухо, будто и не мне. — Было здорово, весело, экстремально. На этом все. Я поняла, что ошиблась. Это был просто каприз, протест, как говорила Эльмира Алишеровна. Мы зашли слишком далеко. Наши миры никогда не пересекутся. Что ты можешь дать моему ребенку? Ты едва сводишь концы с концами. И пьющая бабушка ему тоже совсем ни к чему.