Марджори в поисках пути

Это было не тщеславие — считать, что она выглядит лучше, чем когда-либо. Хотя усталость и коснулась ее рта и глаз, зеркало показывало Марджори молодую женщину, которую нельзя было назвать иначе, как красавицей. Недавно она немного поработала в качестве модели. Но из-за среднего роста она не могла бы достичь здесь многого. Она не соответствовала стереотипу манекенщиц: ее щеки не были впалыми, глаза не сверкали, и она совсем не была костлявой. Но у Марджори был хороший овал лица, плотная гладкая кожа, густые темно-каштановые волосы и изящно округлая стройная фигура. Ее наилучшей чертой оставались большие глаза, голубые и очень живые, с оттенком таинственности (это было новым), и юмора. Она догадывалась, основным изменением в ее внешности за последний год было то, что она выглядела, как женщина, а не как девушка. Покоряющая женственность светилась в ней. Марджори знала о ней по ее влиянию. Мужчины никогда еще так сильно не ухаживали за ней, как в этом году, когда ею обладал Ноэль, и она была совершенно не в состоянии обращать на них внимание. Это изменение в ней возникло не из-за счастливого замужества, размышляла Марджори, а из-за незаконной связи, которая только что разорвалась. Когда замужество не делает девушку самодовольной и неряшливой, как Розалинду Бойхэм, или нервозной и искусственно веселой, как Машу Михельсон, в ней может появиться такая мягкая очаровательная перемена. Марджори видела, как при этом уродливые девицы превращаются в приятных женщин, а привлекательные девушки — в сногсшибательных. Вот она — привлекательная, как немногие, двадцати двух лет — и в урне для мусора.

Но жизнь продолжалась даже для женщин с разбитым сердцем и упавших духом. Она взглянула на часы, устало прошла к телефону и набрала номер.

— Алло? Лен здесь? Это Марджори Морнингстар… Нет, нет, не беспокойте его, Майк. Просто передайте ему сообщение, когда будет перерыв в репетиции, хорошо? Передайте, что я извиняюсь, я опаздываю, кое-что вышло… Нет, все хорошо, я буду через полчаса. Они уже дошли до моей сцены?.. Ну хорошо. До свидания.

Она быстро переоделась в темное шерстяное коричневое платье, которое надевала на репетиции из-за промозглых сквозняков за кулисами в Лицее. Марджори хорошо продвинулась за последний год. У нее была настоящая роль в настоящей бродвейской пьесе, и все в труппе знали ее как Марджори Морнингстар.

Она открыла сумочку, чтобы положить новую пачку сигарет; а там было письмо, объемистое и гнетущее. Марджори не особенно хотела тащить печальный документ с собой на репетицию, где она должна была появиться веселой и свежей. Она подумала о старой шкатулке розового дерева, которая была запрятана на недосягаемой высокой полке и запиралась. Мардж нашла ключ, взобралась на стул и сняла шкатулку, покрытую пылью. Она была так наполнена старым хламом, что бумаги вывалились, когда Марджори подняла крышку. Каждый год девушка просматривала содержимое шкатулки. Этот процесс становился все менее и менее волнующим, и она часто подумывала, что сожжет все это, а шкатулку выбросит. Однако в городской квартире сжигание бумаг было непростым делом. На кухне этого хорошо сделать было нельзя, а камина не было. И в результате старая шкатулка из розового дерева наполнялась все больше и больше год за годом. Беличий инстинкт заставлял Марджори вспоминать о ней каждый раз, когда у нее появлялась бумага, которую она не хотела уничтожать сразу или которую она боялась выбросить случайно. Меры предосторожности против любопытства матери стали у Марджори в порядке вещей. Миссис Моргенштерн все еще совала нос в комнату девушки, но не находила ничего интересного даже в корзине для мусора с тех пор, как дочери исполнилось девятнадцать лет.

Марджори пришлось сложить вдвое длинное письмо, чтобы всунуть его в шкатулку, и даже тогда она едва смогла закрыть крышку. В первый раз, когда она попыталась это сделать, несколько реликвий выскочили и рассыпались по полу: последнее письмо к ней Джорджа Дробеса, потертое и пожелтевшее; безумное, пьяное, преклоняющееся письмо Уолли; пожелтевшая вырезка из газеты Хантера, содержавшая хвалебную статью Хелен Йохансен о ее выступлении в «Микадо»; очаровательные, но слишком непристойные стихи, которые нацарапал Ноэль на обложке меню, в форме акростиха на имя «Марджори Морнингстар»; ее фотография с Уолли Ронкеном, сделанная на его выпуске. Запихнув снова все бумаги в шкатулку, Марджори наконец смогла запереть ее. Она поставила шкатулку на полку и спрятала ее за коробками из-под шляп.

14. Как изящно бросить любовницу

Письмо Ноэля, вероятно, заинтересовало бы мать Марджори.

Вот оно: